– Ягль! Мяуф!
– Что ты кричишь? – зашипели на Вязирку братья. – Совсем сдурел?
– Я – с вами!
– Понятно, что с нами.
– Я тоже – подслушать.
– Тише ты!
– Ага.
Вязирка, пригнувшись, двинулся за братьями. По пути жевал патыр, жалея, что его нечем запить. А дома – чай. Чай.
– Ягль, – зашептал Вязирка, – а у тебя попить ничего нет?
– Нет, – отозвался Ягль.
– Жалко, – вздохнул Вязирка. – А у тебя, Мяуф?
– Откуда?
– Можно было котелок взять.
– Заткнись уже!
Вязирка набил рот лепешкой. Холм повернулся, вода в арыке заблестела под луной. Вязирка загляделся и чуть не пропустил подъем.
– Подождите! – крикнул он.
Возможно, довольно громко. То ли Ягль, то ли Мяуф бросил в него песком.
– Я понял, – прошептал Вязирка.
Когда-то давно задняя тропа была просто руслом ручья, поэтому изгибы ее были прихотливы. Вязирка запыхался. Он доел последний патыр, почти забыл, что делает на склоне, и только земля и камешки, набежавшие сверху, помогли ему вспомнить, что впереди него Ягль и Мяуф, а дальше – вершина холма и чинар.
«Ребята!» – чуть не крикнул Вязирка, но сообразил сдавить губы пальцами. Ф-фух, не выдал себя! Он выполз наверх и едва не уткнулся носом в скуфеты одного из братьев. То ли Ягль, то ли Мяуф лягнул его в бок. Вязирка понял, что это указание, переместился левее братьев и завозился, устраиваясь.
Дерево оказалось по правую руку, костер почти полностью спрятался за стволом, собравшихся у огня жителей было едва видно. Вязирка захотел привстать, но тут же получил пинок. Луна высветила злое лицо Ягля.
– Лежи!
– Понял, – кивнул Вязирка.
– Просто слушай, – прошипел Мяуф.
Вязирка приник к земле. У костра было шумно. Сквозь шелест и потрескивания взмывали голоса.
Оказалось, что подслушивать – это просто. Многие голоса Вязирка узнавал, а те, что не узнавал, делил на женские и мужские. В большинстве случаев он не мог сообразить, о чем идет разговор, слова не связывались в его голове, но когда говорил друг Камаль, Вязирке почти все становилось понятным. Наверное, так было потому, что Камаль привык доносить свои мысли до всех, как до Вязирки.
Обсуждали, конечно, Саттарбаша.
– Может, видел кто его? – спрашивали одни.
– Нет, как увидишь? – огорчались другие.
– Если уж он решил, то все, – сокрушался кто-то. – Вышло его время на Земле. Сколько он тут сидел?
– Ох, долго!
– Я еще маленькая была.
– И я.
– Обо мне уж и говорить нечего!
Вязирке представились вдруг маленькие люди и огромный, с чинар, старик Саттарбаш. Как так?
– А я, наверное, еще и не родился, но Саттарбаш уже сидел.
– Уважаемые! Уважаемые, – заговорил кто-то мягким, бархатистым голосом, и Вязирка сразу подумал о человеке с аккуратной бородкой, – еще мой отец, Саиф бен Тохрир эн Бейшин, да будет светел его лик в людской памяти, приходил к Саттарбашу перед моим рождением. Аль-куддуш уже тогда показался ему глубоким стариком. Но это ли важно, уважаемые? Что нам в его достославных летах? Мы смотрим в прошлое, когда необходимо жить настоящим и думать о будущем. Разве не для этого мы здесь собрались?
– Верно! Верно! – услышал Вязирка.
«Верно», – чуть не повторил он за всеми.
– Значит, – продолжил говоривший, – нам нужно сделать следующее: определить тех, кто достоин сидеть под чинаром, и посадить самого достойного на место Саттарбаша. Сделать это нужно как можно скорее, потому что, я думаю, у всех есть неотложные вопросы, которые необходимо разрешить.
