(По И. Тургеневу)
Был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. В такой точно день охотился я однажды за тетеревами и настрелял довольно много дичи. Вечерняя заря уже погасла, и в воздухе, еще светлом, хотя не озаренном лучами закатившегося солнца, начинали густеть и разливаться холодные тени, когда я решил вернуться к себе домой. Быстрыми шагами прошел я длинную площадь кустов, взобрался на холм и, вместо ожидаемой знакомой равнины с дубовым леском направо, увидал совершенно другие, мне неизвестные места; меня тотчас обхватила неприятная, неподвижная сырость, точно я вошел в погреб; густая, высокая трава на дне долины, вся мокрая, белела ровной скатертью, и ходить по ней было как-то жутко.
Я пошел вправо через кусты. Мне попалась какая-то неторная заросшая дорожка, и я отправился по ней, внимательно поглядывая вперед. Небольшая ночная птица, неслышно и низко мчавшаяся на своих мягких крыльях, почти наткнулась на меня и пугливо нырнула в сторону. Я вышел на опушку кустов и побрел по полю межой, отчаянно устремившись вперед, словно вдруг догадался, куда следовало идти, обогнул бугор и очутился в неглубокой, кругом распаханной лощине. До сих пор я еще не терял надежды сыскать дорогу домой; но тут я окончательно удостоверился в том, что заблудился совершенно и, уже нисколько не стараясь узнавать окрестные места, почти совсем потонувшие во мгле, пошел себе прямо, по звездам – наудалую… Около получаса шел я так, с трудом переставляя ноги. Казалось, отроду не был я в таких пустых местах: нигде не мерцал огонек, не слышалось никакого звука.
Я все шел и собирался было прилечь где-нибудь до утра, как вдруг очутился над страшной бездной. Холм, на котором я находился, спускался почти отвесным обрывом; его громадные очертания отделялись, чернея, от синеватой воздушной пустоты, и прямо подо мною, в углу, образованном тем обрывом и равниной, возле реки, которая в этом месте стояла, неподвижным, темным зеркалом, под самой кручью холма, красным пламенем горели и дымились друг, подле дружки два огонька. Я узнал, куда я зашел: передо мной был Бежин Луг.
(По И. Тургеневу)
Вернуться домой не было никакой возможности, особенно в ночную пору, и я решил подойти к огонькам и в обществе тех людей дождаться зари. Я ошибся, приняв людей, сидевших вокруг огней, за гуртовщиков: это были крестьянские ребятишки из соседней деревни, которые стерегли табун. В жаркую летнюю пору лошадей выгоняют у нас на ночь кормиться в поле: днем мухи и оводы не дали бы им покоя. Выгонять перед вечером и пригонять на утренней заре табун – большой праздник для крестьянских мальчиков. Сидя без шапок и в старых полушубках на самых бойких клячонках, мчатся они с Веселым гиканьем и криком, болтая руками и ногами, высоко подпрыгивают, звонко хохочут. Легкая пыль желтым столбом поднимается и несется по дороге; далеко разносится дружный топот, лошади бегут, навострив уши; впереди всех, задравши хвост, беспрестанно меняя ногу, скачет какой-нибудь рыжий космач, с репейниками в спутанной гриве.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
