Хармса схватили в июле 1941-го – за полтора месяца до блокады. Донос, «пораженческие настроения», психушка вместо камеры… Он угас 2 февраля 1942-го, в ледяном аду голодного Ленинграда, и упокоился в братской могиле Пискарёвки. Ему было 36.
Лишь годы спустя их имена очистились от клеветы: Введенский – в 1964-м, Хармс – в 1960-м. Но реабилитация посмертная – как посмертная слава. Так завершилась земная партия двух поэтов, где абсурд жизни слился с абсурдом искусства в вечный диссонанс.
Такая жизнь.
Одно из последних стихотворений Александра Введенского “Где. Когда”
Где
Где он стоял опершись на статую. С лицом
переполненным думами. Он стоял. Он сам
обращался в статую. Он крови не имел.
Зрите он вот что сказал:
Прощайте темные деревья,
прощайте черные леса,
небесных звезд круговращенье,
и птиц беспечных голоса.
Он должно быть вздумал куда-нибудь
когда-нибудь уезжать.
Прощайте скалы полевые,
я вас часами наблюдал.
Прощайте бабочки живые,
я с вами вместе голодал.
Прощайте камни, прощайте тучи,
я вас любил и я вас мучил.
[Он] с тоской и с запоздалым раскаяньем
начал рассматривать концы трав.
Прощайте славные концы.
Прощай цветок. Прощай вода.
Бегут почтовые гонцы,
бежит судьба, бежит беда.
Я в поле пленником ходил,
я обнимал в лесу тропу,
я рыбу по утрам будил,
дубов распугивал толпу,
дубов гробовый видел дом
и песню вел вокруг с трудом.
[Он во]ображает и вспоминает как он
бывало или небывало выходил на реку.
Я приходил к тебе река.
Прощай река. Дрожит рука.
Ты вся блестела, вся текла,
и я стоял перед тобой,
в кафтан одетый из стекла,
и слушал твой речной прибой.
Как сладко было мне входить
в тебя, и снова выходить.
Как сладко было мне входить
в себя, и снова выходить,
где как чижи дубы шумели,
дубы безумные умели
дубы шуметь лишь еле-еле.
Но здесь он прикидывает в уме, что было
бы если бы он увидал и море.
Море прощай. Прощай песок.
О горный край как ты высок.
Пусть волны бьют. Пусть брызжет пена,
на камне я сижу, все с д[удко]й,
а море плещет постепе[нно].
И всё на море далеко.
И всё от моря далеко.
Бежит забота скучной [ш]уткой
Расстаться с морем нелегко.
Море прощай. Прощай рай.
О как ты высок горный край.
О последнем что есть в природе он тоже
вспомнил. Он вспомнил о пустыне.
Прощайте и вы
пустыни и львы.
И так попрощавшись со всеми он
аккуратно сложил оружие и вынув из
кармана висок выстрелил себе в голову.
[И ту]т состоялась часть вторая – прощание
всех с одним.
Деревья как крыльями взмахнули
[с]воими руками. Они обдумали, что могли,
и ответили:
Ты нас посещал. Зрите,
он умер и все умрите.
Он нас принимал за минуты,
потертый, помятый, погнутый.
Скитающийся без ума
как ледяная зима.
Что же он сообщает теперь деревьям.—
Ничего – он цепенеет.
Скалы или камни не сдвинулись с
места. Они молчанием и умолчанием и
отсутствием звука внушали и нам и вам и
ему.
Спи. Прощай. Пришел конец.
За тобой пришел гонец.
Он пришел последний час.
Господи помилуй нас.
Господи помилуй нас.
Господи помилуй нас.
Что же он возражает теперь камням.—
Ничего – он леденеет.
Рыбы и дубы подарили ему
виноградную кисть и небольшое
количество последней радости.
Дубы сказали: – Мы растем.
Рыбы сказали: – Мы плывем.
Дубы спросили: – Который час.
Рыбы сказали: – Помилуй и нас.
Что же он скажет рыбам и дубам: – Он не
сумеет сказать спасибо.
Река властно бежавшая по земле. Река
властно текущая. Река властно несущая
свои волны. Река как царь. Она прощалась
