Сборник «Последний стих» - страница 8

так, что. Вот так. А он лежал как тетрадка

на самом ее берегу.

Прощай тетрадь.

Неприятно и нелегко умирать.

 Прощай мир. Прощай рай.

 Ты очень далек человеческий край.

Что сделает он реке? – Ничего – он

каменеет.

 И море ослабевшее от своих долгих бурь

с сожалением созерцало смерть. Имело ли

это море слабый вид орла.– Нет оно его не имело.

 Взглянет ли он на море? – Нет он не

может. Но – чу! вдруг затрубили где-то – не

то дикари не то нет. Он взглянул на людей.

Когда

Когда он приотворил распухшие свои

глаза, он глаза свои приоткрыл. Он

припомнил всё как есть наизусть. Я

забыл попрощаться с прочим, т. е. он

забыл попрощаться с прочим. Тут он

вспомнил, он припомнил весь миг своей

смерти. Все эти шестерки, пятерки. Всю

ту – суету. Всю рифму. Которая была

ему верная подруга, как сказал до него

Пушкин. Ах Пушкин, Пушкин, тот самый

Пушкин, который жил до него. Тут тень

всеобщего отвращения лежала на всем.

Тут тень всеобщего лежала на всем. Тут

тень лежала на всем. Он ничего не понял,

но он воздержался. И дикари, а может и

но дикари, с плачем похожим на шелест

дубов, на жужжанье пчел, на плеск волн,

на молчанье камней и на вид пустыни,

держа тарелки над головами, вышли и

неторопливо спустились с вершин на

немногочисленную землю. Ах Пушкин.

Пушкин.

Всё

1941год

_____________________________________________________________________________________

ВЕНЕВИТИНОВ

Дмитрий Владимирович

26 сентября 1805г. – 27 марта 1827г.

Судьба отпустила ему лишь двадцать весен, но и в столь краткий срок душа, пылающая жаждою познания, успела вознестись к высотам мысли. Отпрыск знатного рода, он к юности своей уже владел пятью языками, как ключами к сокровищницам европейской мудрости. Но не одни лишь книги влекли его: вместе с собратьями-«любомудрами» – тайным обществом искателей истины – он изучал творения Шеллинга, Канта, Фихте, переводя их на русскую почву. «России надлежит идти путём самобытным, – говаривал Дмитрий, – ни Западом, ни Востоком не соблазняясь».

Окончив Московский университет, он служил в Коллегии иностранных дел, писал стихи, издавал альманах «Урания», а в часы досуга брал кисть или перо, ибо душа его, как птица, рвалась и к живописи, и к музыке. Но главной страстью его стала княгиня Зинаида Волконская – хозяйка литературного салона, женщина зрелая, блистательная, недосягаемая. Любовь его, чистая и безнадёжная, подобно свече, горела в московских гостиных, освещая строки его стихов, благоговейно посвященные хозяйке:

Волшебница! Как сладко пела ты

Про дивную страну очарованья,

Про жаркую отчизну красоты!

Как я любил твои воспоминанья,

Как жадно я внимал словам твоим

И как мечтал о крае неизвестном!

Осенью 1826 года, вскоре после казни декабристов, судьба Веневитинова круто переменилась. Переведённый в Петербург, он на прощание получил от Волконской кольцо – древнюю реликвию, обретённую в пепле Помпей. «Надену его лишь в час венчания… или смерти», – поклялся поэт. Роковым спутником его в пути стал француз Воше, намедни сопровождавший жену декабриста Трубецкого в Сибирь. Знакомство сие не укрылось от ока тайной полиции: юношу ввергли в сырой каземат. Холодные стены, допросы, страх – всё подточило его силы. Через три дня его отпустили, но здоровье было подорвано.

В Петербурге, на балу, Веневитинов, спеша из флигеля в освещённый дворец, пренебрёг шинелью. Лихорадка сразила его в ноябре, а к марту лёгкие заполнила пневмония. На смертном одре, в бреду, он вдруг очнулся, увидев на пальце помпейское кольцо. «Разве меня венчают?» – прошептал он, и взгляд его угас.