Сборник «Последний стих» - страница 10




Одушевить я не успел;


Глас песни, мною недопетой,


Не дозвучит в земных струнах,


И я – в нетление одетый -


Ее дослышу в небесах.


Но на земле, где в чистый пламень


Огня души я не излил,


Я умер весь… И грубый камень,


Обычный кров немых могил,


На череп мой остывший лжет


И соплеменнику не скажет


Что рано выпала из рук


Едва настроенная лира,


И не успел я в стройный звук


Излить красу и стройность мира.


1828, Чита

_____________________________________________________________________________________




ВЫСОЦКИЙ


Владимир Семёнович


25 января 1938г. – 25 июля 1980г.

Поэт, актёр, бард, сценарист.

У каждого свой Высоцкий. У кого-то – Глеб Жеглов, у кого-то – хриплый голос, рвущийся из динамиков «Романтика», у кого-то – строчки, врезавшиеся в память, как зарубки на стволе. А для меня он навсегда остался тем самым катушечным голосом из ленинградского дефицита, который ворвался в жизнь, как пьяный гость на чинную советскую кухню.

Это было лето 1978-го. Мы гостили у наших родственников в Ленинграде – городе, где даже воздух пахнет болотной свободой, а алкоголики на лавочках цитируя Гёте, полируют портвейн, водкой и латынью. Помню, как мой кузен, шестнадцатилетний оболтус с глазами, горящими, как фонари в метро, влетел в квартиру, задыхаясь:


– Мам, сто двадцать рублей! Скорее! Очередь за коврами – сейчас подойдёт!

Тётя, женщина, видавшая виды, даже бровью не повела – выложила деньги. А он, несясь вниз по лестнице, орал уже с третьего этажа:


– Не за коврами, за магнитофонами!!!

Так в их доме поселился “Маяк-204” – чёрный ящик с бобинами, похожий на космический аппарат. И первой записью, конечно, был Он. Голос, охрипший баритон: «Если друг оказался вдруг…»

Родители мои, люди осторожные, тоже поддались всеобщему помешательству. Вместо фломастеров и дефицитных колготок мы везли из Питера бобину с надписью «В.С.В.». Но магнитофона у нас не было – катушка легла в сервант, рядом с хрусталём «Богемы» и югославскими рюмками. Зато потом, в 80-м, когда Высоцкий уже перекочевал на винил, пластинка «На концертах В. Высоцкого» крутилась у нас, на стареньком “Аккорде”.

А потом он перебрался на кассеты. У меня их было три – все перезаписанные, с помехами, но священные. «Считай, по-нашему, мы выпили немного…» – орал я в душе, пока соседи стучали по батареям. «Настоящих буйных мало…» – бормотал, зубря физику. Его строчки въелись в подкорку, как смола. Даже сейчас, спустя сорок лет, они всплывают неожиданно – в пробке, в очереди, в тишине ночи:

Лежал он и думал, что жизнь хороша, кому хороша, а кому не шиша.

Считай по-нашему мы выпили не много, не вру ей богу, скажи Серега.

Значит нужные книги ты в детстве читал.

В общественном парижском туалете, есть надписи на русском языке.

Что за свадьба без цветов! – пьянка, да и всё.

Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков.

Кто кончил жизнь трагически, тот – истинный поэт.

У них денег – куры не клюют, а у нас – на водку не хватает.

Мне представляется совсем другая штука: хотели кушать и съели Кука.

Ой Вань какие попугайчики.

И много других живых афоризмов.

А в июле 80-го, он умер, Москва наряжалась в олимпийские флаги, а власти прятали грязь под ковёр новостроек. Его смерть прошла тихо, как крадущийся по двору алкоголик, – газеты молчали, радио бубнило о рекордах. Я о его смерти узнал намного позже.

Он лежит на Ваганьковском – месте, где вечный аншлаг. Ему было 42.

Последнее стихотворение поэта.