Сборник «Последний стих» - страница 10
Одушевить я не успел;
Глас песни, мною недопетой,
Не дозвучит в земных струнах,
И я – в нетление одетый -
Ее дослышу в небесах.
Но на земле, где в чистый пламень
Огня души я не излил,
Я умер весь… И грубый камень,
Обычный кров немых могил,
На череп мой остывший лжет
И соплеменнику не скажет
Что рано выпала из рук
Едва настроенная лира,
И не успел я в стройный звук
Излить красу и стройность мира.
1828, Чита
_____________________________________________________________________________________
ВЫСОЦКИЙ
Владимир Семёнович
25 января 1938г. – 25 июля 1980г.
Поэт, актёр, бард, сценарист.
У каждого свой Высоцкий. У кого-то – Глеб Жеглов, у кого-то – хриплый голос, рвущийся из динамиков «Романтика», у кого-то – строчки, врезавшиеся в память, как зарубки на стволе. А для меня он навсегда остался тем самым катушечным голосом из ленинградского дефицита, который ворвался в жизнь, как пьяный гость на чинную советскую кухню.
Это было лето 1978-го. Мы гостили у наших родственников в Ленинграде – городе, где даже воздух пахнет болотной свободой, а алкоголики на лавочках цитируя Гёте, полируют портвейн, водкой и латынью. Помню, как мой кузен, шестнадцатилетний оболтус с глазами, горящими, как фонари в метро, влетел в квартиру, задыхаясь:
– Мам, сто двадцать рублей! Скорее! Очередь за коврами – сейчас подойдёт!
Тётя, женщина, видавшая виды, даже бровью не повела – выложила деньги. А он, несясь вниз по лестнице, орал уже с третьего этажа:
– Не за коврами, за магнитофонами!!!
Так в их доме поселился “Маяк-204” – чёрный ящик с бобинами, похожий на космический аппарат. И первой записью, конечно, был Он. Голос, охрипший баритон: «Если друг оказался вдруг…»
Родители мои, люди осторожные, тоже поддались всеобщему помешательству. Вместо фломастеров и дефицитных колготок мы везли из Питера бобину с надписью «В.С.В.». Но магнитофона у нас не было – катушка легла в сервант, рядом с хрусталём «Богемы» и югославскими рюмками. Зато потом, в 80-м, когда Высоцкий уже перекочевал на винил, пластинка «На концертах В. Высоцкого» крутилась у нас, на стареньком “Аккорде”.
А потом он перебрался на кассеты. У меня их было три – все перезаписанные, с помехами, но священные. «Считай, по-нашему, мы выпили немного…» – орал я в душе, пока соседи стучали по батареям. «Настоящих буйных мало…» – бормотал, зубря физику. Его строчки въелись в подкорку, как смола. Даже сейчас, спустя сорок лет, они всплывают неожиданно – в пробке, в очереди, в тишине ночи:
Лежал он и думал, что жизнь хороша, кому хороша, а кому не шиша.
Считай по-нашему мы выпили не много, не вру ей богу, скажи Серега.
Значит нужные книги ты в детстве читал.
В общественном парижском туалете, есть надписи на русском языке.
Что за свадьба без цветов! – пьянка, да и всё.
Настоящих буйных мало, вот и нету вожаков.
Кто кончил жизнь трагически, тот – истинный поэт.
У них денег – куры не клюют, а у нас – на водку не хватает.
Мне представляется совсем другая штука: хотели кушать и съели Кука.
Ой Вань какие попугайчики.
И много других живых афоризмов.
А в июле 80-го, он умер, Москва наряжалась в олимпийские флаги, а власти прятали грязь под ковёр новостроек. Его смерть прошла тихо, как крадущийся по двору алкоголик, – газеты молчали, радио бубнило о рекордах. Я о его смерти узнал намного позже.
Он лежит на Ваганьковском – месте, где вечный аншлаг. Ему было 42.
Последнее стихотворение поэта.