А 25 июля среди большой торговой площади в Москве в Китай-городе поставили 18 виселиц, перед ними разложили различные орудия пыток, разожгли большой костёр и над ним повесили огромный чан с водой. Увидев эти приготовления, многим москвичам не трудно было догадаться, что наступал и их час прощания с жизнью, что и Москву ожидает судьба Новгорода и Пскова, что Иван хочет и их истребить всех без остатка. И они потеряв рассудок поспешили укрыться где могли. Не только площадь опустела, но и весь город казался без жителей. Не было ни одного человека на площади, лишь одни толпы опричников возле брошенных торговых лавок с неубранными товарами, деньгами. И кромешники шастали, готовые к грабежу, да грозно высились виселицы, да занимался заревом огромный костёр. И всё это ждало своего продолжения от начала в Новгороде и Пскове.
В этой тишине городской и в пустоте площади под звук бубнов явмлся царь на коне с легионом кромешников, позади шли осуждённыё числом не менее 300, похожие на живых ещё мертвецов, истерзанные и окровавленные, от слабости еле передвигающие ноги. Иван стал у виселиц. Огляделся и увидел, что площадь пуста. Велел опричникам искать людей и гнать их на площадь. Жители не смея ослушаться грозного приказа выходили из ям, подвалов и других схронов трепетали, но шли и когда площадь наполнилась людьми, Иван, возвысив голос, сказал:
– Народ! Увидишь муки и гибель, но я караю изменников! Отвечай мне: прав ли суд мой?
Народ спешно отвечал в один голос:
– Да живёт многие лета Государь Великий! Да погибнут изменники!
Иван приказал вывести 180 человек из толпы осуждённых и даровал им жизнь. Потом дьяк, развернув свиток произнёс имена казнимых. Вызвал первым Висковатого: Иван Михайлов, бывший тайный советник! Ты служил неправедно его царскому величеству и писал королю Сигизмунду, желая передать ему Новгород. Это первая вина твоя. А вторая, меньшая вина твоя: Изменник неблагодный писал к скултану турецкому, что бы он взял Астрахань и Казань. Ты же звал и хана крымского опустошать Россию. Это твоя вторая и третья вина.
А Висковатый отвечал:
– Свидетельствуюсь господом Богом ведающим сердца и помышления человеческие, что я всегда служил верно царю и отечеству. Слышу наглые клеветы, не хочу более оправдываться, ибо земной судья не хочет внимать истине, но судья небесный видит мою невиновность и ты, о государь! Увидишь её перед лицом всевышнего… Тут кромешники не дали ему более говорить, повесили Висковатого вверх ногами, обнажили тело и рассекли на части смиренного и великодушного новгородца. Тут подоспел Малюта Скуратов, сошёл с коня и отрезал у Висковатого ухо – его дворовый пёс любил человеческие уши.
Умертвили за 4 часа около 200 человек. Наконец, уставшие от своих трудов кромешники, стали перед царём, восклицая: гойда! Гойда! И славили его правосудие.
Жители Москвы, свидетели в этот день ужасных казней на площади в Китай-городе, не видели в числе жертв ни Алексея Басманова, ни князя Афанасия Вяземского. Князь испустил дух в пытках, которых не смог избежать хитрый царедворец, Алексей же Басманов подвергся таким пыткам, что по отношению к злодею их можно так же назвать злодейскими – они были невероятными даже в злодействе. Известие об убийстве отца своего сыном Фёдором Басмановым по приказу царя никто богопротивным не назвал и естественной ненависти не вызвал. Как и убийство князем Никитой Прозоровским своего брата князя Василия. Но эти злодеи не спасли свои жизни ещё более злодейским действием. За это же Иван их и умертвил. Три дня продолжались казни. Ни четвёртый день снова вывели приговорённых к смерти и Малюта Скуратов, предводитель палачей, рассекал топором мёртвые тела, которые несколько дней лежали без погребения. Здесь, где они лежали, терзаемые уличными псами, близ кремлёвского рва на крови и на костях, в последующие времена стояли церкви как умилительный христианский памятник этого душегубства. Да ещё жёны убиенных дворян, числом 80, в этот последний день казней были утоплены в Москва – реке.
