Сборник рецензий - страница 2

Получается вместо заигрываний с Сатаной, против коих автор посредством Афанасия Ивановича отчаянно протестует, мы получаем концепт, в котором зло бескомпромиссно с отрицательным знаком. Готов ли современный читатель поверить в такие кромешные краски без оттенков и полутонов?

Я-то субъективно привык считать, что зло матёрое и мерзейшее, внешне почти неотличимо от добра, но смотрится как его улучшенная копия, более успешная и притягательная до поры. Ну а то, бесноватое и средневековое, обнаруживает себя ещё на дальних подступах, а потому опасности не представляет, по крайней мере, для бессмертной души. Да и это уже скорее ситуативный фантом, ибо наипристойнейший внешний облик зла – весьма натоптанное общее место.

С оглядкой на выдержанную первую часть мне немного грустно наблюдать, как примерно со второй половины роман неуклонно прорастает чертополохом фарса. Здесь уже натуральная вакханалия в полный рост и бесы и полубесы удержу не знают – на "худсоветах" выворачивают наизнанку весь свой сокровенный примитив. С легкой ностальгией вспоминаются Ерошкины заказные скандалы, как некая грань, за которой маховик нарратива слетел с катушек и стал методично размалывать в щепки худ. правду.

Нельзя не обратить внимания на жену и детей главного героя. Мне показалось, что слишком служебное место отведено Вере – она появляется в те и только те моменты, когда необходима по сюжету. А необходима она, видимо, лишь для редких минут близости и как проводник веры, хоть и довольно формальный: при созвучном имени, внешней воцерковленности фактически в бога она не верует, а принявший из её рук Евангелие Ерофей ей же и толкует суть. Контекст красивый, поэтичный и вполне жизненный – хочется отвести ему больше места. В остальное время её будто и нет. Детей, как в начале романа отправили в Калугу, а потом переотправили учиться за границу, так они и не появляются боле. Не усмотрит ли пытливый читатель в подобной небрежности неполноту проработки полотна произведения? С позиции раскрытия характера и происходящей трансформации главного героя постоянное физическое отсутствие детей и частичное супруги вызывает вопросы и представляется необъяснимым упрощением. И совсем непонятно, отчего в картине душевных метаний героя дети не упоминаются, по крайней мере, вскользь. Ни имен, ни даже их количества нам узнать не суждено. Дознаватель, не страдающий умственными повреждениями, и тот судьбой детей не озаботился. Одним словом: странно!

О помешательстве Ерофея. Это конечно "счастливое избавление", которое может списать и фарс, и клоунаду, и смакование смерти, да и ещё бог весть что! Но в данном случае сумасшествие одновременно и примиряет, и ставит новые вопросы. Что же весь адский, чернее чёрного, замес герою привиделся в своей бредовой реальности? Выходит, нет – и расправа над дознавателем подтверждает, что реальность Бубенцова, хоть и бредовая, но довольно точно отразила: зло в лице Амадея Вольфганга Готфрида Скокса по-прежнему мерзко и бескомпромиссно!

Ну и о разочаровании, раз уж заикнулся. Читатель может не соглашаться, протестовать даже – это всё в спектре восприятия, надеюсь, желанного для автора. Разочарование немного из другой категории. Постараюсь объясниться. Выстроена яркая метафоричная картина, которая в моём представлении не очень проецируется в реальность. Точнее, сложно смириться, что она проецируется настолько буднично, что от её многих объемных граней (пусть и спорных для меня) остаётся только скупая отвратительная суть. Возможно, нафантазировал, но мне в названии и мистической фабуле почудилась заявка на мощный обобщающий интеграл, который в итоге оказался нереализованным. И от неиспользованного потенциала у меня выпал едкий осадок, который сложился в слова и выводы, наверное, не очень приятные автору. А может, и не должно было случиться грандиозных обобщений? Может, это просто история красивого помешательства на фоне чисто коллекторской драмы? Не надо возводить завышенных ожиданий – не будет и горьких разочарований! Это претензия, конечно, уже не к автору, но к излишне требовательному читателю. И это точно не я!