Рано утром я столкнулся с рабочим и работницей, которые, запыхавшись, прибежали из партийной типографии. Правительство закрыло центральный орган партии и газету Петроградского Совета. Типография опечатана какими-то агентами правительства, явившимися в сопровождении юнкеров. В первый момент эта весть производит впечатление: такова власть формального над умами!
– А нельзя разве содрать печать? – спрашивает работница.
– Сдирайте. Отвечаю я, а чтоб чего не вышло, мы вам дадим надежную охрану.
– У нас саперный батальон рядом, солдаты поддержат, – уверенно говорит печатница.
Военно-революционный комитет тут же вынес постановление:
"1. Типографии революционных газет открыть.
2. Предложить редакциям и наборщикам продолжать выпуск газет.
3. Почетная обязанность охранения революционных типографий от контрреволюционных покушений возлагается на доблестных солдат Литовского полка и 6 запасного саперного батальона".
Типография работала после этого без перерыва, и обе газеты продолжали выходить. На телефонной станции 24-го возникли затруднения: там укрепились юнкера, и под их прикрытием телефонистки стали в оппозицию к Советам. Они вовсе перестали нас соединять. Это было первое эпизодическое проявление саботажа. Военно-революционный комитет послал на телефонную станцию отряд матросов, которые установили у входа две небольшие пушки. Телефоны заработали. Так началось завладение органами управления.
На третьем этаже Смольного, в небольшой угловой комнате, непрерывно заседал Комитет. Там сосредоточивались все сведения о передвижении войск, о настроении солдат и рабочих, об агитации в казармах, о замыслах погромщиков, о происках буржуазных политиков и иностранных посольств, о жизни Зимнего дворца, о совещаниях прежних советских партий. Осведомители являлись со всех сторон. Приходили рабочие, солдаты, офицеры, дворники, социалистические юнкера, прислуга, жены мелких чиновников. Многие приносили чистейший вздор, некоторые давали серьезные и ценные указания. В течение последней недели я уже почти не покидал Смольного, ночевал, не раздеваясь, на кожаном диване, спал урывками, пробуждаемый курьерами, разведчиками, самокатчиками, телеграфистами и непрерывными телефонными звонками. Надвигалась решительная минута. Было ясно, что назад возврата нет"[289].
Во все части Петроградского гарнизона и судам Балтийского флота по телефону и через связных было передано «Предписание N 1» ВРК: «Петроградскому Совету грозит прямая опасность, ночью контрреволюционные заговорщики пытались вызвать из окрестностей юнкеров и ударные батальоны в Петроград. Газеты „Солдат“ и „Рабочий путь“ закрыты». Предписание требовало привести части в боевую готовность. «Всякое промедление и замешательство, – говорилось в нем, – будет рассматриваться как измена революции»[290]. ВРК требовал сообщать в Смольный обо всех действиях контрреволюционеров. Частям, охранявшим подступы к Петрограду, предписывалось не пропускать в столицу ни одной воинской части, не известной своей преданностью революции.
Из Смольного во все концы направились связисты, представители районов с приказом ВРК. Специальное предписание получила Петропавловская крепость, гарнизон которой накануне перешел полностью на сторону ВРК. Ее комиссару Г. И. Благонравову предлагалось выставить секреты, караул к воротам, никого не впускать и не выпускать, кроме частей и лиц с пропусками ВРК.
