Сборник рефератов по истории. 9 класс - страница 43

Трепов, выслушав программу предполагаемого «кадетского» министерства, изложенную Милюковым, обещал содействовать. Но царь, говоря о Трепове и его переговорах, намекал на людей, которые «несколько наивны в понимании государственных дел, но добросовестно ищут выхода из трудного положения». И, с легкой руки Трепова, беседы об ответственном министерстве, уже по прямому поручению Государя, были переданы в менее «дилетантские руки», т. е. П. А. Столыпину[101].

В отличие от Трепова, Столыпин вел речь с Милюковым о возможности создания только коалиционного кабинета, т. е. правительства, составленного из царских бюрократов и общественных деятелей. Переговоры шли с участием А. П. Извольского, «обиняками Столыпин скоро выяснил, что участие Извольского в будущем министерстве возможно, а участие его, Столыпина, как премьера или министра внутренних дел, безусловно, исключено. Я помню его иронические вопросы, – вспоминал Милюков: понимаю ли я, что министр внутренних дел есть в то же время и шеф жандармов, следовательно, заведует функциями, непривычными для кадетов? Я ответил, тоже полуиронически, что элементарные функции власти прекрасно известны кадетам, но характер выполнения этих функций может быть различен сравнительно с существующим, в зависимости от общего направления правительственной деятельности. Я прибавил при этом, что о поведении кадетов в правительстве не следует судить по их роли в оппозиции»[102].

П. Н. Милюков на предложения о создании коалиционного правительства ответил отказом, чем очень обрадовал П. А. Столыпина и «успокоил» царя Николая II. «Я могу сказать вам теперь, – откровенничал император, – что я никогда не имел в виду пускаться в неизвестную для меня даль, которую мне советовали испробовать. Я не оказал этого тем, кто мне предложил эту мысль, – конечно, с наилучшими намерениями, и хотел проверить свои собственные мысли. То, что вы мне сказали, сказали также почти все, с кем я говорил за это время, и теперь у меня нет более никаких колебаний – да их и не было на самом деле, потому что я не имею права отказаться от того, что мне завещано моими предками и что я должен передать в сохранности моему сыну»[103].

В кругах буржуазной общественности все чаще говорили об альтернативе: свержение кабинета Горемыкина или разгон Думы. И то, и другое, считал, например, лидер октябристов А. И. Гучков, должно было стать величайшим потрясением для страны… «В первом случае, – писал он, – получим анархию, которая приведет нас к диктатуре; во втором случае – диктатуру, которая приведет к анархии. Как видите, положение, на мой взгляд, совершенно безвыходное. В кружках, в которых приходится вращаться, такая преступная апатия, что иногда действительно думаешь, да уж не созрели ли мы для того, чтобы нас проглотил пролетариат?»[104]

В мае-начале июня 1906 г. слухи о предстоящем роспуске Думы, как волны морского прибоя, периодически набегали на страницы печати, носились в разгоряченных думских кулуарах. Так, уже 14 мая 1906 г. трудовик-саратовец Я. Е. Дитц писал на родину: «Завтра ждем разгона. Но нас отсюда не выпустят: если разгонят, то завтра же ожидается железнодорожная забастовка, и мы перед уходом из Петербурга издадим Манифест к народу… Будьте готовы на все… Если эти подлецы не желают давать народу свободу мирным путем, то она будет добыта силой»