А роженица перед зеркалом, фигуру прежнюю скорее хочет.
Малыш ночью кричит, а мать лежит, не поднимается.
Как будто плач младенца её вовсе не касается.
Сестра не спит, и только горестно вздыхает.
Как непутёвую заставить сына покормить, не знает.
Так несколько ночей прошло, и наконец она решила —
Под бок беспутной матери ребёнка положила.
Сынок к груди прильнул, мамаша даже не проснулась.
Ребёнка покормив, сестра в свою постель вернулась.
И так из ночи в ночь, а днём работы целый ворох.
Вся вымоталась, но легко встаёт на любой шорох.
Так днём и ночью крутится она без продыха.
Но разве может человек совсем без отдыха.
И как-то ночью, лишь зачмокал у груди ребёнок,
В сон глубочайший погрузилась. Наконец спросонок
Встряхнулась, посмотрела на постель – не видно малыша.
Лишь мать по всей кровати развалилась, тяжело дыша.
Вскочив, бесформенную эту тушу к стенке оттолкнула,
И с криком ужаса от развороченной постели отпрянула.
Упала на колени, в тишине избы её бессильный шёпот.
Вдруг ржание, и во дворе уж слышен конский топот.
Корову брат пригнал. Поставив её в стойло, в дом заходит.
Сначала в темноте не понял, что здесь происходит.
От шума и жена проснулась, взглядом охватив картину,
Стеная громко, мужу стала объяснять трагедии причину:
– Сколько ночей с ребёнком не спала, я так устала!
Ребёнок успокоился, и я без сил в кровать упала.
Ты посмотри, что сделала она, змеёныш подколодный!
В постель подсунула ребёнка, хоть он не голодный.
Сидела рядом и ждала, когда ж я повернусь,
И на бесценную кровинушку свою всем телом навалюсь.
Сестра стоит, ошеломлённая таким ужасным наговором.
Молчит, взглянув лишь раз на женщину с немым укором.
– О, Боже! – за спиной вздохнул с тоскою младший брат, —
Как торопился я домой, как возвращению был рад!
И что же сделала с моею жизнью ты, сестра.
Ну что же, видимо, за всё ответ тебе нести пора.
За ворот платья крепко ухватив, толкнул вперёд:
– И слышать не хочу, здесь оправданье не пройдёт.
Не глядя на сестру, схватил топор и через поле в лес идёт.
Испуганная и растерянная, вслед за ним она бредёт.
Всё дальше в лес, и всё темнее в глухой чаще.
Устав и то и дело спотыкаясь, отстаёт она всё чаще.
Но всё же вслед за братом углубляется всё дальше в лес.
Вдруг замечает – по пути брат на деревьях делает надрез.
Надежда вспыхнула, что попугать её он просто хочет.
И чтоб из леса могла выйти, хоть и в гневе, но хлопочет.
Вот вышли на поляну, посреди огромный старый пень.
На нём куча грибов растёт, и издали как шапка набекрень.
Одним ударом топора брат все грибы со пня срубил.
С тоскою на сестру взглянув, он глухо ей проговорил:
– Ты видела, как я засечки на деревьях делал по пути.
Подумала, что для тебя, чтоб легче путь было найти?
Ты ошибаешься. В горячке уходя, забыл с собою я лопату взять.
И как же мне теперь в глухом лесу твою могилу выкопать?
Я метки делал для себя, чтобы с лопатою вернуться.
Ты так под дых нам поддала, теперь вовек не разогнуться.
Пощады от меня не жди, напрасны будут все слова.
Ну почему жену так плохо слушал! Как она была права.
Оправдываться бесполезно, и сестра прекрасно это понимает.
С тоской взглянув на небо, приговор жестокий брата принимает.
Встав на колени, голову на пень покорно положила.
Но колет свежий стёс, и она руки машинально под неё сложила.
Поляна одинокая в лесу вдруг стала местом лобным.
Топор взлетает вверх, брат опускает его с видом злобным.
Но в этот миг в кустах вдруг громко птица закричала.
