– Я бы уже так и сделал за деньги свои, будь он посажен в нашу темницу. Но они отвели его в преторию римскую, туда не пройти.
– И как же нам спасти Иисуса?
– Есть один способ…
– Говори.
– Готов ли ты жизнь отдать за него?
– С радостью!
– По обычаю отцов наших, если узников более одного, на всякий праздник отпускается один из них – тот, о котором попросит народ. Но сейчас в темнице из захваченных властью иудейской – только один Иисус. Сидят с ним ещё двое, но те схвачены римской властью, и они не в счёт.
– Так что за способ?
– Велика ли была в Иерусалиме разбойничья слава твоя?
– Слышал я, что малых детей пугают именем моим.
– Хорошо… А после сегодняшнего – ещё лучше… Скольких ты убил во дворе у первосвященника?
– Откуда мне знать – троих или пятерых, не больше.
– Очень хорошо…
– Не томи меня, Иосиф!
– Сейчас ты пойдёшь, и предашь себя в руки стражников, и, по вине твоей, будешь осуждён к распятию на кресте. И завтра дан будет народу выбор между тобой и Иисусом, и конечно, выберет народ казнить тебя, Иисуса простить, и продолжит он дело своё в Израиле. А ты погибнешь за него…
Комнату, а казалось, что и весь мир, охватила абсолютная, мёртвая тишина. Лицо Иосифа побледнело. Варавва закрыл глаза, вздохнул и, низко склонив голову себе на грудь, тихо вымолвил:
– Иосиф, оставь меня одного…
– Решишься ли ты?
– Ты же знаешь… я сделаю это… Оставь меня в комнате сей.
– Прости меня, Варавва.
– Бог нас простит…
Иосиф встал и положил свою трясущуюся руку Варавве на плечо. Молча и недвижимо стоял Иосиф. В глазах его застыли слёзы, словно заледенев. Не сказав более ни слова, он медленно вышел из комнаты, тихо прикрыв за собою дверь…
На несколько секунд Варавва замер в глубокой задумчивости. Тяжело встал. Две-три секунды не двигался с места. Неосознанно сделал шаг. Остановился. Несколько раз широко и размеренно покрутил головой, как бы разминая шею. Чуть повернулся и сделал два шага в другую сторону. Остановился. Повернулся и сделал три шага – перед ним была стена. Он глубоко вздохнул, поднял руки и, прислонившись к холодной стене ладонями и лбом, прошептал:
– Так вот каков промысел Божий обо мне… Сколь велика оказалась цена жизни моей!… Многие грозили мне распятием… И по воле Божьей не минует меня удел сей… Приму же смерть ради Господа моего Иисуса Христа! Люблю тебя, Господи, всем сердцем моим, всей душою моей!
После этого Варавва выпрямился, поднял голову и огляделся вокруг себя, как бы не узнавая комнаты. Лицо его было воодушевлено и полно решимости. Твёрдыми шагами он вышел из комнаты – и увидел согбенного Иосифа, сидящего на лавке – локти его были уперты в колени, ладони поддерживали опущенную вниз голову. Иосиф поднял глаза на Варавву, прислонился спиной к стене и вытер слёзы рукавом.
Варавва подошёл к Иосифу и коснулся рукой его заплаканного лица:
– Не плачь обо мне, Иосиф, а возрадуйся! Ибо спасён будет он! И продолжит учить народ Израилев! И приблизится Царствие Небесное! Посему должен я спасти Спасителя нашего! Вели открыть ворота, Иосиф, ибо нет мне причины медлить. Всхлипывая, слабым голосом Иосиф позвал:
– Фома…
Вошёл слуга:
– Уходит от нас Варавва … – сказал ему Иосиф, – Отопри.
Слуга молча вышел.
Иосиф, опершись о стену, с трудом поднялся на ноги. Варавва крепко обнял его. В ответ и Иосиф обнял Варавву – слабо, неуверенно. Его губы, оказавшиеся у уха Вараввы, прошептали:
– Простишь ли меня… Ибо я послал тебя на смерть…
