От путаницы кислого с красным, от невозможности уловить точку опоры для дельных размышлений, от собственной тупости становилось ещё досаднее. Где грань промеж хорошим произведением и чушью? Почему я не вижу той фишки, которая известна той нервной толстухе?
И вот, теперь, когда успех очевиден, сами вопросы, мучительные в своей неразрешимости, оказались пустыми. Женщина-редактор врала, как врут все критики, и вообще, не заинтересованные в чём-либо люди. Не стоит их слушать. Фишка в актуальности запроса. Предугадать – когда, кому и чего приспичит – невозможно, но когда приспичит, человек неминуемо превращается из предмета непотребного и даже досадного, в другой предмет, из которого можно чего-то полезное выковырять. Тут и язык обнаруживается, и чувство юмора, и даже талантище вместе с остальными приблудами, коих, вроде бы, прежде не наблюдалось. В прекрасный этот миг человек может ощутить себя триумфатором. Он забывает о досадных досадах, о неразрешимых вопросах, сколь бы много ни вертелось их прежде. Хрен бы с журналом «Юность» и всеми прочими журналами, с брюзгливыми бабищами, которые строят из себя литературных знатоков, а ведь, сами-то, сами! Хо-хо! Двух слов не свяжут! И не то, чтобы со сцены не свяжут, вслух, а даже на бумагу навалят полупротокольных пустышек типа – «Так сказать, как говорится, короче говоря, хотелось бы спросить…» Единственное поле, доступное их таланту – редакционный стол, а единственное доступное им действие – скрючивание собственной рожи в кукиш. Не заладилось там, и ладно. Москва взята мной с другого, противоположного входа.
Триумфы проходят так же, как и досады. Эмоции не бывают долгими, но рассказ, набитый на машинке и заброшенный в коробку из-под ботинок, продолжает лежать в коробке целую вечность. Через 30 лет обнаружил я те 9 страниц машинописного текста, которые называются – «Два сюжета февральской оттепели». Вот и славно! Самое время – впендюрить их сюда.
011 Два сюжета февральской оттепели
Когда оттепель, кажется, будто наступила весна. Люди перестают кутаться да ёжиться и ходят по улицам не спеша. Знакомые, встретившись случайно, не разбегаются в разные стороны, как прежде, а останавливаются и разговаривают о том – о сём. Откуда-то появляются птицы. Они ходят по земле вместе с людьми, или, вдруг взмывают в небо и улетают бог весть куда. Всё приходит в движение и просыпается жизнь. В такое время трудно усидеть в квартире, или учреждении. Вырвавшись из зимних убежищ и хранилищ, дела людские высвечиваются с самых любопытных сторон, приобретая невероятные оттенки и настроения. То тут, то там, как блики солнца в лужах и ручьях, как неожиданная капель, как смех и музыка из открытой форточки, мимо которой вы проходите, возникают сюжеты. Они живут недолго и исчезают бесследно, как сосульки исчезают с крыш, а мне остаётся только запомнить их, чтобы рассказать вам.
Ирина Степановна, несчастная женщина, которой очень сильно не везло в жизни, вошла в троллейбус. Абонементную книжечку она приготовила заранее, ещё стоя на остановке, и, войдя в троллейбус первой, тут же ринулась к компостеру. Ритуал этот был выработан и отлажен самой жизнью, несчастной и беспросветной. Ирине Степановне действительно очень не везло в этой жизни. Да и кому теперь везёт? Запихав абонемент в щель компостера, Ирина Степановна хотела было его прокомпостировать, но троллейбус рванулся с места, и Ирина Степановна промахнулась рукой мимо рычага. «Как мне не везёт!» – наверняка подумала Ирина Степановна, когда промахивалась мимо рычага компостера. Она промахнулась мимо рычага компостера и ударила рукой по голове Игоря Александровича – инженера, молодого специалиста, окончившего недавно высшее учебное заведение.
