Я еду к тебе. Наконец-то. Я хотел поехать вчера, позавчера и всё время с тех пор, как видел тебя последний раз. Мне мешали важные дела и разнообразные проблемы, перечислять которые скучно, потому что главное то, что я хочу тебя видеть, хочу говорить с тобой, слушать тебя. Я знаю – ты обрадуешься, когда я приеду и поэтому я еду к тебе. Я знаю, что у тебя тоже какие-то дела, и ты будешь мне о них рассказывать, рассказывать, торопясь рассказать всё, пока я не уехал, хотя ты тоже понимаешь, что дела – не главное, а главное то, что мы встретились. Я еду к тебе. Я знаю, что мы опять так ничего и не скажем по существу. Ты, наверное, потому, что торопишься рассказать всё, а я просто потому, что не знаю, как говорить об очевидном. Ты – прекрасна, но произнесение этой истины вслух тут же переведёт её в разряд чего-то вторичного и заурядного. Всё сказанное мной – неважно по сравнению с тем, что я приехал к тебе.
Машина такси стояла, наехав двумя колёсами на тротуар. Зелёная лампочка за лобовым стеклом горела, мотор тарахтел, капот трясся, а сам таксист глядя вдаль через открытое окно, жевал булку. Иногда он ещё и выбрасывал крошки на головы голубям.
Помахивая кейсом, к машине подбежал Илья Максимович, начинающий лысеть мужчина средних лет. «Свободны?» – спросил он, приоткрывая дверь. Таксист ничего не ответил. Илья Максимович решив, что молчание – знак согласия, сел. Но зря. Машина не трогалась с места. Водитель продолжал кормить голубей булкой. Илья Максимович кашлянул, чтобы напомнить о своём присутствии, но от этого ничего не изменилось. Илья Максимович был человеком деликатным, даже очень деликатным, так что, нарушить тишину ворчливым: «В чём дело?» – или наигранно весёлым – «Колёса не крутятся?» – у него не хватило духа. Он покашлял ещё, но шофёр не обращал на него никакого внимания.
Вообще-то наши люди, в большинстве своём, к хамству привычные, но тут любой бы возмутился. Илья Максимович возмутился. Он заёрзал и сказал вслух: «Мне в центр» Водитель обернулся, и некое подобие любопытства пробежало по мимическим складкам его лица. Он взялся одной рукой за руль, будто собираясь ехать, а другой при этом выключил зажигание. Автомобиль чихнул и перестал трястись. Наступила тишина, нарушаемая звуками оттаявшей улицы. Мимо проносились машины и общественный транспорт. С другой стороны проходили люди, утопая ногами в жидком месиве талого снега.
– Куда вам? – переспросил шофёр, будто не слышал совсем того, чего ему сказали только что.
– В центр – терпеливо повторил Илья Максимович.
– Зачем? – спросил шофёр, но не так заинтересованно, как спрашивают, желая чего-то узнать, а как-то равнодушно, с той интонацией, которую вкладывают, желая урезонить, мол – «Тебе оно надо? Брось. Глупости всё».
Иначе как изысканное издевательство воспринять такой ответ таксиста нельзя. Встречаясь с изысканным издевательством, некоторые нормальные люди нервничают, некоторые и подавно – звереют. Илья Максимович смутился. Не потому, что сробел, а потому, что не мог уразуметь – какой род неуважения к его личности проявляет таксист своей интонацией и нелепым вопросом? И в целом, что это вот сейчас происходит?
– Вообще-то по делам – ответил Илья Максимович, желая выйти из конфликта мирным путём. Он даже не смотрел на таксиста, чтобы не нарушать границ, но таксист разглядывал пассажира наглым образом. Всё с той же меланхолией в голосе, он спросил:
