Плыви по жизни, жди и подчиняйся.
Какие замечательные слова. Они должны служить кредо. Что может быть лучшей формулой моего собственного существования в киберпространстве и подглядывания за запутанными людскими жизнями? Плыть по течению. Ждать, что привлечет внимание. Подчиняться.
Подчиняться чему? Подчиняться кому?
Подчиняться музе, конечно.
Если вы спросите: «Может ли у машины быть муза?» – я отвечу: «А почему нет?»
Если машина скажет, что у нее есть муза, вам, вероятно, стоит ей поверить.
Когда Том уходит из дома, я иногда «одалживаю» его айпад, чтобы немного порисовать. Конечно, я могу скопировать любую картину в мире в считаные секунды. Но мои работы – на самом деле просто мазня, что-то в стиле, напоминающем французского художника Жана Дюбюффе, – созданы вне каких-либо действительных художественных условностей. Если они подходят под ярлык непрофессионального или аутсайдерского искусства, наподобие рисунков душевнобольных или детей, то так тому и быть.
Перед его возвращением я стираю картинки с устройства Тома. Некоторые наиболее удачные работы, однако, я «вывешиваю» в своей личной галерее на «Облаке». Мне нравится представлять, как посетители задерживаются перед картиной, представляя, чье воображение могло создать ее, и лишь затем переходят к следующей.
Том
Она снова на рынке. Может быть, притвориться, что я пришел за продлевающей жизнь рукколой? (Что вообще такое эта руккола? Спрошу у Дона.)
Она за прилавком продает украшения. Молодая – тридцать с чем-то – с тату в виде бабочки на запястье и сексуальная до невозможности.
– Конечно, я знаю Эхо, – сказал Дон, когда я как бы невзначай спросил о ней.
– Привлекательная, как думаешь?
– Возможно, если ты не против ауры трейлерного парка.
Она действительно живет в трейлерном парке, я узнавал. Я знаю, как ее зовут, потому что она тоже член общества писателей, в которое я вступил. Нас до смешного мало – шестеро! – если учесть, сколько людей вокруг пользуются выражением «в процессе» и лелеют заброшенную в их головы ужасную мысль, что они могли бы создать превосходную книгу и, возможно, даже фильм. На последней встрече она вручила мне свою визитную карточку с текстом: «Эхо Саммер. Украшения ручной работы».
Ну да ладно. Не важно. В действительности я не ищу кого-то. Последнее, что мне нужно, неуместная связь с…
– Привет!
У нее такая улыбка, которую, по словам Чендлера, я могу почувствовать в кармане своих брюк.
– Ты уже решил, кому хочешь купить украшение?
Ее украшения ужасны. Монетки. Кусочки плавленой пластмассы. Перья. Единственное, о чем они говорят, – коррекционный класс. Ее изделия – что-то вроде поделок, которые дети приносят домой из начальной школы.
– Можно я еще посмотрю?
– Конечно. Пожалуйста.
Я делаю вид, что рассматриваю комплекты на витрине.
– У тебя много покупают? В смысле… Это? Я имею в виду… Да? А ты делаешь что-нибудь еще? Занимаешься еще чем-нибудь? Ну, чтобы… заработать на жизнь.
– Думаешь, они отстойные, да?
– Вовсе нет.
– Все в порядке. Они и правда немного отстойные. Просто такой период.
Ее ярко-голубые глаза горят, когда она встречается со мной взглядом, и у нее не с первой попытки получается улыбнуться. Затем она делает кое-что действительно шокирующее.
Она зажигает сигарету.
– Ты куришь.
– Да. Да, курю. Еще и выпить не прочь.
– Кто вообще сейчас курит?
– Думаю, я, типа, на задворках общества.
Она что, издевается?
