Гуляя вдоль улиц Мадрида, мы болтаем с Джексоном обо мне: о моих показах, участиях в конкурсах красоты, моем обучении основ модели и психолога. Джексон с глубоким интересом внимает мои рассказы и не упускает возможности смотреть на меня своим завораживающим взглядом, от которого я начинаю забывать мысль, которую говорю. Мы предаемся воспоминаниям о детстве, к тому периоду, когда размышляли и мечтали, живя в Сиэтле, о том, кем мы будем в будущем. Воспоминания заставляют меня и смеяться, и плакать, но только от счастья… Я как будто мысленно возвращаюсь в наше с ним беззаботное детство. Наш разговор прерывается, когда мы внезапно слышим уличных музыкантов.
– Невероятно! – восхищаюсь я, ускоряя шаг к ним. Мои слова и действия что-то надламывают в Джексоне, возможно, гордость или скрытность и он, улыбаясь, сообщает:
– Предлагаю остановиться и послушать. – С чего это его так заинтересовала игра на гитаре?
Звучат мелодии на испанской гитаре, которые безупречно вписываются под стиль города, его особенности и глубокие традиции. Эти яркие и четкие звуки, исходящие от инструмента, покрывают моё тело мурашками. Остановившись неподалеку от музыкантов, мы таем от восторга от великолепной испанской музыки, под которую у меня ассоциируются счастливые моменты в Сиэтле, незабываемые мгновения с Джексоном…
Я смотрю на Джексона, который ахает от восхищения. Нашу душевную гармонию портит какой-то мужчина, средних лет, стремящийся напролом в толпу. Он случайно дергает Джексона за плечо, отчего у последнего падает на асфальт содержимое сумки.
– Что за?.. – кричит угрожающе Джексон незнакомцу, – мог и извиниться, – возмущается он, показывая кулак.
Я, обозревая реакцию Джексона, сначала прихожу в удивление от его эмоций, сглатываю слюну, и затем смеюсь, видя, как по большому пространству дороги разносятся листы формата А4.
– Иисусе! – рычит Джексон. – Я этот договор несколько недель составлял… Я промолчу о подписях к нему…
Джексон разъярен.
«Откуда в нем столько появилось злости?..»
Событие, изменившее судьбы каждого, кто был к ней причастен, заставило стать нас другими. Джексон не желает открываться изнутри. Он тщательно скрывает истинного себя под маской равнодушного и в то же время жёсткого кооператора. А когда-то болтали без умолку, смеялись безостановочно и шутили без повода.
Я закатываю глаза и слегка раздраженным голосом произношу:
– Сейчас все соберём, не переживай.
Усаживаясь на корточки, мы, как грибы в поле, собираем бумаги в общую корзину-папку. Я вскидываю голову, чтобы посмотреть на Джексона, медленно тянувшегося к упавшим на землю предметам. Его хладнокровность сливается с мрачным настроением, что не может не вызывать у меня приступ смеха. Я собираю бумаги, бегая за одним забавным листком, желающим улететь на край света, но не могу его поймать, держась за живот, который вибрирует от смеха.
– Очень смешно… – резко втягивает он воздух.
С каждой минутой я всё меньше и меньше узнаю в нем настоящего Джексона. Неужели время и обстоятельства в силах кардинально менять людей?
– Да, – гогочу я, удивляясь, что заразила Джексона.
Музыканты продолжают как ни в чем не бывало играть, а мы под струящуюся музыку собирать несчастный, разлетевшийся, договор аренды, оформленный Джексоном. Он заделался юристом, что ли?..
– Смотриии, – тяну громко я, – вон там еще файл с документом, – указываю я в левую сторону. – Он тоже хочет убежать от тебя.
