– Милана! Убери стыд! Мы родные друг для друга, нам незачем смущаться.
Знаю, что его раздражают такие слова, но все же произношу:
– Я должна тебе буду и…
С яростной волной, охватившей его вмиг, осведомляет:
– Да, должна! Будешь должна! Заплатишь за каждый день проживания! А еще счет за газ, за воду, за свет!
– Конечно, я все оплачу, – со смешком выражаюсь я на его милую злость.
– И это не всё! Будешь должна тысячу и один поцелуй!
Джексон на мгновение исчезает и приносит «Вселенную на ладони», зажигая ее и ставя между нами на столик.
Чтобы устранить его раздражительность, доношу:
– Мы и вправду будем здесь жить, вдвоем?
– Тебе не нравится? Это временно… Но здесь всё…
Я прикладываю палец к его губам.
– С тобой мне хорошо даже под землей.
У меня созрела идея произвести завтра по плану все дела раньше Джексона и приехать в квартиру, сготовить для него вкусный ужин и ждать его прихода.
– И чтобы больше я не слышал, что ты одна, одинока и что-то мне должна! – указывает мне, что уже стало привычкой для него. И я не могу ни сказать, что мне это не нравится.
– Джексон, – заправляя выпавшую прядку за ухо, с нахлынувшей тоской бормочу я. – Внутри – я одна, – отзывается озябшая душа.
– А как же я? – Он игриво улыбается, подбадривая. Нежность и любовь светится в его глазах. – Я же тоже тут, – указывает благоговейно слегка влажной рукой от невысохших капель воды после душа в область моего сердца.
При свете звезд, с неизъяснимой чистотой произношу:
– Ты всегда будешь здесь… – делаю паузу, обдумывая красивую мысль, – ты единственный, кто смог прикоснуться ко мне не только губами, но и сердцем.
– Моя малышка знает, как сделать так, чтобы от каждого слова у меня нарастали мурашки… – с мечтательным выражением лица доносит он. Кровь прихлынула к моему сердцу от звука его голоса, катящегося по телу. – Моя любовь так повзрослела.
Я шуточно закатываю глаза.
– Я не о том, о чем ты подумала, – улыбается он, – любовь в широком смысле слова. – Он усаживается в другое кресло, возле меня, ухватывает, но уже с крепкой силой, мою ладонь и соединяет наши пальцы. Я всматриваюсь в его глаза, в его обжигающий взор. – Запомни, родная, пока я держу твою руку, ты в полной защите, ты со мной, – такими словами он проникает в мою душу, очень глубоко.
Луч луны освещает его лицо. Тяжелый вздох вырывается из его груди.
Включая песню Somebody Desperate From «Cyrano» Soundtrack The National, он спрашивает:
– Помнишь те слова, которые я сообщал тебе в Милане, на башне?
Это были самые трогательные слова во всем мире.
– «…когда время, отданное нами Вселенной, иссякнет, то я и на небесах буду всегда держать твою руку…» – молвлю я с благоговейным трепетом.
Он сильнее сжимает мою ладонь.
– Я обещаю, мы справимся со всем, что уготовила для нас Вселенная. Не зря же она так потрудилась, разрисовывая нам тропы, на одной из которой встретились мы и полузабытые чувства в одно мгновение оживились… Значит, она верит в нас…
– Моя любовь к тебе не знает границ, – с блестящими глазами проговариваю я, улыбаясь широко-широко. Тяжесть в груди тает.
– Но я тебя люблю все равно больше! – любовно усмехается он, твердо произнося мысль.
– А вот и нет! Я до бесконечности и обратно.
– Не-а, моя зеленоглазка, – мотает, смеясь, головой, – я люблю тебя больше, чем ты сможешь себе представить! – Он подхватывает мой ночной юмор, почти утренний. – Больше, чем бесконечность, больше, чем вечность за пределами видимого и невидимого, существующего и несуществующего. Как говорил Фрэнсис Скотт Фицджеральд: «Никакое пламя или шквальный ветер не в силах разрушить то, что человек хранит в потаенных уголках своей души»
