Закончив вытирать пыль, я освободила верхний ящик комода от странного вида и цвета простыней и пелёнок, разложила вещи Лилы. Ну что сказать, если бы мне за это ничего не было, то я бы голову открутила тому деду. Выкинул ребёнка с ночнушкой, одной парой трусов, поношенными брюками (что-то мне подсказывает они ей уже малы), полосатыми колготками и закрытыми туфлями. За ночь надо придумать во что ребёнка завтра одеть. Сарафан, в котором она приехала я постираю и футболку тоже. И не потому, что я помешанная на свежести повседневной одежды, а потому, когда раздевала Лилу увидела какой сарафан с футболкой грязные. Непонятного происхождения пятна и так сразу не поймёшь то ли они старые застиранные, то ли где-то здесь нашла.
— Эля-я-а!
Подхватив ночнушку, я поспешила к девочке.
— Эля, а я красивая? — Лила стояла в ванне на голове красовалась высокая шапка пены, по груди из пены медленно сползало ожерелье, а на отставленной в сторону руке "сиял" огромный пенный перстень.
— Очень, — я не смогла сдержать улыбку настолько умильной она была. И плевать на невероятное количество пены вокруг ванны. Судя по сильно опустевшей баночке шампуня шаловливые ручки Лилы до неё дотянулись. Хотя бы всё не вылила уже хорошо. — Давай-ка ополаскиваться и в кроватку.
Лила послушно подставляла голову, поворачивалась, чтобы мне было удобнее, когда я завернула её в огромное пушистое полотенце и взяла на руки, доверчиво прижалась. Внутри что-то оборвалось, перевернулось и напугало неизвестной мне безграничностью.
— Эля, а я кушать хочу, — Лила стыдливо спрятала лицо у меня в шее.
— У нас остались пирожки, — я посадила девочку на перестеленную кровать. — Сиди, а я за ними схожу.
За пирожки надо сказать спасибо сердобольной Малашке (она перенеслась в этот мир из далёкого 1678 года. Но время настолько неоднозначная величина, что на Земле прошло три века, а здесь тридцать лет) она меня и вообще попаданцев подкармливала, никогда не отказывала в ночных набегах на кухню. Местным доставалось от неё, но не нам. Поначалу я не понимала почему так, а к концу года, когда замаячила перспектива мести улицы, поняла — она знала, что нас ждёт, вот и скрашивала как могла "беззаботное" время.
Горький вздох вырвался из груди и эхом отскочил от стен. Ничего. У меня есть время. Руки-голова на месте, а это уже полпобеды.
Вернувшись в комнату Лилы, развернула салфетку и положила перед девочкой. Я и сама есть хотела, но накормить ребёнка надо в первую очередь, если я хочу спокойной ночи и её крепкого сна. А я хочу.
Лила за десять минут доела оставшиеся пирожки. После долгого купания и еды синие глаза девочки осоловели. И тут я поняла, что по привычке завернула ребёнка в полотенце и не переодела в ванной. Никогда после купания не одевалась сразу, сначала в полотенце остывала, а после, в комнате, переодевалась. Вот и с Лилой поступила также хоть ночнушку отнесла в ванную. Пришлось быстро бежать за одеждой и переодевать девочку, пока сон не покинул её.
— Расскажи о своём мире, — Лила сладко зевнула, подложив ладошки под щёку сонно смотрела на меня.
Пришлось рассказывать и о самолётах, и о телефонах, о чуде мультиварок. На середине моего рассказа о контактных зоопарках Лила провалилась в глубокий сон. А меня затянули воспоминания: детство, проведённое среди опилок, всевозможных мужских инструментов и неповторимого запаха антиквариата. Мой прадед, дед, отец были краснодеревщиками с мировым именем. Всё моё отрочество я провела в перелётах между музеями и частными коллекциями. Сомнений кем быть у меня не было, правда я пошла чуть дальше предков окончила не только колледж художественных ремёсел, но и институт реставраторов. То, что мои предки наработали опытом, я подкрепила ещё и дипломом. По окончании института меня пригласили на стажировку в Бруклинский музей в Нью-Йорке. Видимо, радость затуманила мозг настолько, что я решила "срезать" путь домой и пошла через дом с проходными подъездами (сколько раз мне говорили не ходить через них и не сосчитать). Прошла. Вышла в этом мире на площади перед Академией.
