Счастье внутри нас - страница 18

Она рождается в передней поясной извилине, проходит через диэнцефальные механизмы, уходит вниз, в то же самое серое вещество. Она опосредована опиоидами. И в этом есть глубокий смысл: та же система, что гасит физическую боль, гасит и душевную. Горе. Одиночество. Разлуку.

Это та боль, которая поднимается, когда человек теряет. Когда его бросают. Когда умирает близкий. Когда человека не слышат. Когда младенец кричит, а мать не приходит. Это дистресс привязанности. Это сердце человеческой уязвимости. И центр человеческой связи.

Это та система, которая заставляет млекопитающих держаться друг за друга. Мать – за детёныша. Партнёр – за партнёра. Стая – за стаю. Она же вызывает паническую атаку, когда теряется связь. Это не тревога. Это не страх. Это – ужас одиночества. Ужас быть брошенным.

Существует необходимость синтезировать все эти системы. Привести их к совместимости. Потому что человек – это не сумма отдельных реакций. Это не просто страх, поиск, привязанность, гнев или награда. Это не пять разрозненных программ. Это организм, который учится. Который собирает опыт. Который ищет смысл.

Поначалу всё просто. Мозг запускает безусловную реакцию. Один стимул – один ответ. Но мир сложен. Мир многозначен. И человек не может жить только автоматизмами. Он обучается. Он корректирует свои реакции. Он начинает различать нюансы. И вот здесь вступает в дело обучение – сначала на уровне базальных ганглиев. На уровне привычки. Повторения. Стереотипа.

В психоанализе это называется навязчивым повторением. Повтор – как способ пережить. Как попытка завершить. Как неосознанное стремление вернуться к тому, что не завершилось. Инстинкт – это не просто рефлекс. Это сценарий. Если страшно – убегай. Если фрустрирован – атакуй. Но со временем к этому добавляется другое. Опыт. Память. Контекст.

Человек учится бояться не только громкого звука, но и взгляда. Тона. Молчания. Учится распознавать опасность там, где её не было. И наоборот – пропускать тревожные сигналы, когда они слишком знакомы. Он запоминает боль. Формируем ассоциации. И всё это начинает повторяться. По кругу.

Вот почему Фрейд называл это повторением. И это не про память в её обычном виде. Это про память телесную. Память тела. Память реакции. Память инстинкта. Это то, что прописано не словами – а ритмом. Импульсом. Генетикой. Это то, что вы не вспомните – но обязательно воспроизведёте.

И особенно это касается материнской фигуры. Мама, которая даёт и отнимает. Мама, которая кормит – и пугает. Мама, которая улыбается – и кричит. В какой-то момент психика не справляется. Она начинает делить. Это – хорошая мама. Это – плохая мама. Это – защита. Но путь к зрелости – это признание: это одна и та же мама. Это одна и та же фигура, в которой испытываю противоположности.

Вот где начинается принцип реальности. Когда импульс перестаёт быть единственным ориентиром. Когда в поле зрения появляется неоднозначность. Когда эмоции становятся не ответом – а вопросом. Когда психика начинает выдерживать сложность.

Это и есть взросление. Это и есть переход от простого принципа удовольствия – к интеграции. К удерживанию противоположностей. К возможности сказать себе: «Я злюсь – но всё равно люблю». Это не рационализация. Это внутренняя революция. Это перестройка эмоционального аппарата.

Человек думает, что управляет собой. Но чаще всего – это реакция. Человек – повтор. Человек – бессознательное воспроизведение схем, которые выучил в детстве. И даже не выучил – унаследовал. Это филогенетическая память. Это инстинктивные шаблоны, которые передаются как коды. Если бы их не было – человечества бы не было. Мы бы не выжили.