Читать онлайн Елена Лабрус - Счастливые бывшим не пишут



1. 1. Анна

___

Ну вот и всё.

Стоя на крыльце ЗАГСа, я сглотнула подступивший к горлу ком.

Вот и всё.

В сумке лежало свидетельство о расторжении брака.

В паспорте так и стояла фамилия Марка.

В душе зияла дыра.

Как всё зашло настолько далеко?

Я понимала и не понимала.

Не понимала, как за четыре года два любящих человека стали чужими.

Но понимала, что дальше мучить друг друга не было смысла: мы едва выносили друг друга и совсем перестали слышать. Жили в одной квартире как соседи: Марк своей жизнью, я своей.

Молчаливые рутинные ритуалы. Редкие встречи на кухне.

«Доброе утро!» — «Привет!»

«Я сварил кофе» — «На работе попью, опаздываю»

«Я приготовила ужин» — «Спасибо, уже поел»

Я не помнила, когда мы вдруг начали ссориться и почему не смогли остановиться, каждый разговор превращая в перепалку, а каждую перепалку — в выяснение отношений, но помнила, как в пылу очередной ссоры Марк резко развернулся:

— Чего ты хочешь от меня, Ань? Чего?! Что бы я ни сделал, тебе не нравится. Что бы ни сказал — ты обижаешься. Тебе не устраивает всё: моя работа, мои друзья, мои родные. Я устал видеть твоё недовольное лицо. Я просто устал. Мы словно бегаем по замкнутому кругу, и ничего не меняется. Просто ответь: чего ты от меня хочешь?

И я вдруг выпалила:

— Я хочу развода.

Он замер. А потом кивнул:

— Хорошо, давай разведёмся.

И мы развелись.

Марк тоже вышел. Встал рядом.

Высокий, широкоплечий, темноволосый, с ярко-синими глазами.

Умный, добрый, щедрый, терпеливый.

Мне казалось невероятным, что он (он! этот полубог! да что там! Бог! с гордым благородным профилем и грешными пухлыми губами) выбрал меня.

Теперь не казалось.

Всё пришло к логичному концу.

Надо смириться: такие как он, не выбирают таких, как я.

Признать: моя сказка с несчастливым концом — принцы не женятся на Золушках, а дельфины на русалках.

— Я верну тебе деньги за квартиру, — сказала я.

Он заплатил аренду за год вперёд, но квартиру оставил мне, а сам съехал.

— И маме твоей верну.

Четыре года назад, когда мы ещё не могли себе позволить съездить в свадебное путешествие, мама Марка подарила нам круиз по Италии. Средиземное море. Две недели в шикарной каюте с огромной двуспальной кроватью. Чайки над Лидо, закат над Сицилией.

Барселона, Марсель, Генуя, Валетта…

А когда в том же году я закончила магистратуру, настояла, чтобы не отказывалась от трёхмесячной стажировки в Японию, оплатила и перелёт, и проживание.

Мне и Марку (он полетел со мной).

— Не знаю, что тебе скажет моя мама, Ань. Это ты обсуди с ней, — вздохнул Марк.

Мама явно выносила ему мозг. Не смотри, что женщина умная, интеллигентная и образованная, выедать мозг маленькой ложечкой единственному сыну она умела, как никто другой.

Свекровь и раньше была обо мне невысокого мнения: простовата, заурядна, ни хорошего вкуса, ни характера. Бокалы дешёвые. Помада вульгарная. Не «стЕнам», а «стенАм». А теперь и подавно.

Она работала гинекологом-эндокринологом в европейской клинике, строила двухуровневую квартиру в престижном районе, имела безупречную осанку, дачу на берегу озера, двадцать пять часов в сутках, продуктивность бульдозера, трёх кошек: Бордо, Божоле и Шабли, не брезговала грубыми словечками и наше решение, пока не торопиться с детьми, расценила как личное оскорбление.

— Но мне двадцать три! — возражала я (сейчас уже двадцать семь).

— Ну, охренеть новость! И что? Будешь ждать до тридцати? Ты знаешь, что риск родить ребёнка с синдромом Дауна в двадцать — один к полутора тысячам, а к тридцати уже один к двумстам сорока? — давила она авторитетом.

— Обещаю, мы сделаем генетический тест, — слабо отбивалась я.

— Может, ты ещё и свои яйцеклетки пересчитаешь? К тридцати их количество уменьшится втрое, и я уже не говорю про качество. Или у тебя уже проблемы?

— Елена Сергеевна, — закатывала я глаза. — Нет у меня никаких проблем. Мы с Марком так решили. У него сейчас хорошая должность, у меня перспективный проект. Со смыслом я тогда училась, на стажировку ездила?

— Одно другому не мешает. Можно и родить, и карьеру сделать, — конечно, имела она ввиду себя.

Но не у всех в сутках двадцать пять часов.

— Мы планируем зарабатывать, проводить время вдвоём и не чувствовать себя за это виноватыми, — защищала я наше право самим решать, как жить, когда рожать.

— Ты же понимаешь, что проводить время вдвоём и вот это всё, — показывала свекровь на кастрюли с наготовленным ужином, — взаимоисключающие понятия.

Взаимоисключающими мне как раз казались дети и карьера, но, по мнению моей свекрови, в моё обучение и просвещение — а наш свадебный круиз она считала образовательным, — она вложилась зря. Именно поэтому я и хотела вернуть ей деньги.

Елена Сергеевна ждала, что мы будем проникаться искусством Возрождения и порами впитывать историю средневековой Европы, а мы пили просекко, сидя на Испанской лестнице в Риме, целовались на развалинах Помпеи и учились делать домашнюю пасту во Флоренции, вместо того чтобы стоять в километровой очереди к усыпальнице Медичи.

В общем, она во мне разочаровалась в первый же год нашего замужества. И раз я как была, так и осталась клушей — смысл моей жизни должен быть в высиживании яиц.

— Ты вообще в курсе, что еду можно заказывать, а профессиональная домработница — это минимум четыре часа свободного времени в неделю, краны без разводов и скатерти без заломов? — поджимала она губы.

— Мне нравится готовить, — вяло возражала я, устав ей что-то доказывать. — И убираться я люблю.

— Никто не любит убираться, — фыркала она, как одна из своих кошек и оставалась при своём мнении.

Сейчас она явно проедала сыну плешь, что он зря потратил четыре года жизни на женщину, с которой в принципе не нужно было связываться, а уж тем более давать ей свою драгоценную фамилию. Анна Терновская это вам не какая-то Анька Сапожкова.

И я устала поправлять, что моей девичьей фамилией была Сапожникова.

— Не знаю, что скажет тебе моя мать, — повторил Терновский. — Мне ничего возвращать не нужно.

— Марк, я хорошо зарабатываю (да, за четыре года многое изменилось). Всей суммы сразу у меня, конечно, нет (чёрт побери, мы выбрали очень дорогую квартиру), но за полгода я с тобой рассчитаюсь.

— Я знаю, сколько ты зарабатываешь, но мне ты ничего не должна, — сказал он не терпящим возражения тоном. — В любом случае я зарабатываю больше и могу себе позволить снять ещё одну квартиру. А ты… тебе важнее. Не вздумай переводить никаких денег и не заставляй меня пожалеть о принятом решении.

Я уже открыла рот спросить: «О решении развестись?», когда он добавил:

— О решении оставить тебе квартиру.

— А ты, чёрт побери, собирался выставить меня на улицу? — развернулась я.

— Нет, конечно, но… — он выдохнул, — в общем, неважно.

— Неважно что? И почему это мне важнее?

— О боги! Аня, хватит! — он поднял руки. — Да, может, я был не лучшим мужем, особенно в последнее время, но я всё же мужик. Тебе ближе до работы. Ты любишь этот район. Тебе нравится ходить пешком через парк. А я… мне всё равно, где жить. Этого достаточно? — Он выдохнул. — Ань, давай не будем ругаться. Давай хотя бы расстанемся по-хорошему.

— Давай, — легко согласилась я и тоже подняла руки, давая понять: ругаться не будем.

— Тебя подвезти? — спросил Марк.

— Нет, спасибо, я вызвала такси, — соврала я (такси я вызвать забыла) и полезла в карман за телефоном.

— А где твоя машина?

— Плановое техобслуживание. Сегодня заберу.

Марк кивнул, словно не решаясь уйти вот так, ничего больше не добавив. Я тыкала по кнопкам, открывая и тут же закрывая какие угодно приложения, только не такси.

Свои вещи Марк забрал вчера. Я тщательно проследила, чтобы ничего не забыл, кроме тех вещей, что согласилась пока оставить у себя: огромную картину на стене в гостиной, что ему подарили коллеги, пятно на ковре от разлитого вина, что так и не отстиралось, и чувство вины за все те упрёки, что я бросала ему в лицо легко и несправедливо. Встречаться нам больше было незачем.

— Простынешь, — запахнул он на мне пальто.

— Да вроде не холодно, — я подняла лицо.

И только сейчас заметила, что пошёл снег. И только сейчас вспомнила, что уже конец января.

Марк застегнул верхнюю пуговицу. Натянул мне на голову капюшон. Стряхнул с плеч снежинки.

— Ну… пока?

— Пока, — кивнула я.

— Береги себя, — он едва коснулся губами моей щеки. И пошёл к машине.

— И ты… береги… себя, — сказала я вслед.

Мягко завёлся двигатель. Я махнула. Он махнул в ответ. Улыбнулся.

И уехал.

2. 2

— Ну как прошло? — заглянула в кабинет Зина Завьялова.

— Прошло хорошо, — опустила я опухшие от слёз глаза и полезла в стол за бумажными платками.

— А сама как?

— А сама плохо, — ответила я.

С утра пораньше нас в офисе было двое.

Я пришла пораньше, так как вчера из-за развода ушла пораньше.

Должность руководителя проекта в нашем прогрессивном рекламном агентстве подразумевала, что я сама вправе решать, во сколько мне приходить и уходить, но мне требовалось время, чтобы подготовиться к утренней летучке. А Завьялова…

Зина Завьялова, моя подруга, коллега, Богиня рекламы, как она себя называла, и Заноза-в-Заднице, как называли её в агентстве «Брендманн» все — от генерального директора до уборщицы (и вовсе не из-за начальных букв имени и фамилии), приходила первая, уходила последняя и ещё в выходные умудрялась забежать. То есть всегда была здесь, всегда была в курсе всего и в принципе редко сидела на месте.

Кроме работы, эта длинноногая тридцатилетняя Богиня вела блог в Телеграм, который, кстати, так и назвала «Заноза в заднице», периодически публиковала разгромные обзоры работ конкурентов, эпично «сралась» с коллегами в рекламном сообществе, громко уходила, громко возвращалась и вела курсы для юных копирайтеров, где щедро и не безвозмездно учила их уму-разуму.

Вот кто понравился бы моей свекрови, иногда думала я, когда без сил откинувшись к спинке кресла после восьмичасового рабочего дня, через стеклянную стену кабинета наблюдала, как Завьялова носится по офису.

Пять лет назад, ещё до знакомства с Марком, мы вместе пришли с ней в «Брендманн», что расширял штат и с радостью нанимал новых сотрудников: я — после университета с дипломом маркетолога, Зина — из детского театра с дипломом актрисы театра и кино.

Первый год мы даже снимали с ней одну на двоих квартиру. Но в последнее время виделись только на работе — Марк её не любил и на все праздники, что мы устраивали у себя, просил: «Только не зови Отличницу».

Он был твёрдо уверен, что у Завьяловой синдром отличницы — она отчаянно жаждет признания, высшей оценки, восхищения, и чтобы весь мир крутился вокруг неё. А ещё ей крайне важно в любом деле стать победительницей, поэтому она слишком старается: слишком громко смеётся, слишком вызывающе одевается, слишком много говорит о себе и слишком работает на публику.

Марк считал её поверхностной и навязчивой. Большинство сотрудников «Брендманна» — сплетницей, карьеристкой и любовницей директора.

А мне Зинка нравилась своей кипучей энергией, эффектной внешностью (тёмные волосы, большая грудь, лицо «тяжёлый люкс», красная помада), способностью добиваться своего (будь то салат с жухлыми листьями, который она требовала заменить в кафе, а я всего лишь отставляла в сторону, стесняясь беспокоить персонал, или крупный, но говнистый клиент, за которого она билась насмерть, а я легко уступала, предпочитая работать с клиентами менее пафосными, но зато адекватными), и меня мало волновало, с кем она спит.