От ее реплики по привычке пронеслось массовое улыбание.
– А чего Старик не учит? – всё ещё обращался Леха ко мне.
– Да куда ему до таких подвигов. Он уже на ровном месте падает! – ответил я.
– Во-первых, на слишком ровном и слишком скользком месте, а, во-вторых, сейчас кто-то договорится и со мной будет играть в кости, – с заговорщической ухмылкой сказал Старик, втемяшивая мне в лоб зубодробительный щелбан.
– Что за история? – чуть ли не облизываясь в предвкушении крутой байки, спросил Леха.
– Да он тут с Люди на днях греко-римской борьбой решил позаниматься, – ответил я, улыбаясь и потирая черепушку. Зоя, находившаяся в этот момент в комнате и невольно подслушивающая, прыснула со смеху.
– Что за идиотская кличка? Додумались же. Поверьте, если он бомж, то ему безразлично абсолютно всё в жизни, и уж точно ему не обидно, когда его называют Люди. Нужно чувствовать себя Нелюдем, чтобы обижаться на Люди, понимаете? В сотый раз! Бестолковые! – завелась Людмила Петровна, подслушав наш разговор, расставляя приборы на столе.
– Ого, Люди живой ещё? Ему в моем детстве под сто было. Так а что за борьба? – Леха распалялся.
– Пару дней назад Люди тащил свою тележку под домом, – продолжила за меня Зоя, с каждым словом ускоряясь, чтобы успеть договорить до того, как это перестанет получаться из-за прилива смеха, – а папа как раз из магазина шел. Люди поскользнулся и грохнулся на лед, а папа хотел его поднять, сам упал, ногу потянул и лежит от боли корчится. А Люди встал и дальше со своей тележкой поперся, как ни в чем не бывало.
Молодежь залилась истерическим хохотом. Даже Старик подхихикнул.
– Так, доча, а ну неси сюда свой лоб! – демонстративно отгибая средний палец чуть ли не до запястья, сказал он.
– Ладно, у меня только котлеты остались, доходят. Садитесь, а то без меня всё высмеете, – уже позабыв свое негодование, сказала легко отходящая мать.
Детвора моментально высыпала на хаотично расставленных вдоль стола табуретках, борясь друг с другом за места. Леха сел на стул с высокой спинкой из нашей комнаты, за которым Старик чертил. Родители разместились на диване. Люся, в силу своей маленькости, заслужившая право сидеть на самом неказистом табурете, недолго думая, перепрыгнула к матери на колени.
– Ну что, по пиву или по водочке? – спросила Людмила Петровна, заранее знавшая ответ.
Хор вторил ей:
– Пиво без водки, деньги на ветер.
– И почему я не удивлена, – заключила она. – А я, пожалуй, пива попью. Вкусное, Лёш?
– Да, самое хорошее взял. Не то, что в детстве правда, конечно, – сказал Леха, ухмыляясь.
– Так, в каком ещё детстве? – деланно возмутилась учительница младших классов с более чем сорокалетним стажем.
– Получается, тост?! – поднявшись, проговорил отец, пока мать ещё не успела разозлиться в действительности. – Ну, за любовь!
И затяжно чмокнул супругу в красные-красные губы, предварительно обняв за талию. До того, как повернуться лицом к маленьким издевателям, следящим за каждым его действием, предусмотрительно вытер следы дешёвой помады, выпил, запил, занюхал, заел.
Все погрузились в свои тарелки. Только Людмила Петровна прежде чем сделать глоток, улыбаясь, несколько секунд смотрела на стакан, будто бы с удовольствием ожидая, пока на поверхность повсплывает как можно больше пузырьков.
– Пойду проведаю котлеты, – сказала она и вышла из гостиной.
Леха, не переводя лица с жаркого, слегка подвинул костяшками пальцев свое пиво в мою сторону. Условный сигнал недолго шел до получателя. Я затянулся прекрасным насыщенным вкусом хмеля, а в нос, портя общие впечатления, ударил запах водки и селёдки, обосновавшийся на горлышке. Позволив себе сделать два глотка вместо привычного одного, тринадцать лет уже как-никак, с благодарным тройным причмокиванием я вернул наполовину полную тару на базу.
