– Хорошо, нет. Это не лучший вариант.
– Не хочу оставаться с кем-то по инерции или из соображений удобства.
Я хочу… Я хочу эпичности. Подлинности. Хочу всепоглощающей любви. Я все еще хочу любить слепо и чувствовать себя безрассудно любимой.
Либо так, либо я вообще ничего не хочу.
– Вы с Ароном его опробовали, приложение? На самих себе?
– Один раз, перед тем как выгрузить в Сеть. Совместимость двадцать девять процентов.
– Но это очень мало! Подожди, так приложение действительно работает?
– Может быть, и да, а может, это просто иллюстрация того, как построено социальное взаимодействие. Достаточно заинтересовать хотя бы нескольких человек – и внезапно даже что-то обыкновенное приобретает ореол исключительности.
– Еще один ответ, который тебе никогда нельзя давать на публике!
Покачивая стакан, я посмотрела на часы:
– Я должна предупредить Арона. Вряд ли он видел статью или репортаж. Надо решить, как с этим быть.
– Он будет в восторге от того, какое внимание они уделили фотографии вашей демонстрации процедуры ларингоскопии с использованием языков, причем во время празднования моего дня рождения. Мои комплименты фотографу, который не кто иной, как я.
При воспоминании, как губы Арона тогда прижимались к моим – так чувственно, всеобъемлюще, как у меня никогда и ни с кем больше не бывало, – тревожность подавила во мне желание сказать те необдуманные слова, которые вертелись на языке.
Я поджала губы, делая вид, что меня это не волнует:
– Ему все равно, и мне все равно.
Вдруг на столе завибрировал мой телефон.
– Извини, это сестра. – Я поднесла телефон к уху. – Привет, Софи, как дела?
– Ты на телевидении! – защебетал ее восторженный голос. – Мне рассказала мама. Друзья заваливают ее сообщениями.
– Ух ты, прелесть какая. Убейте меня.
София засмеялась:
– Только не перед свадьбой! Кстати, я хотела сказать, что вы с Ароном будете спать в Комнате аббата, когда приедете накануне церемонии. Это на противоположной стороне от апартаментов мамы и папы.
– Ага. Именно так мы и сделаем. Приедем накануне церемонии.
А прежде поедем… крышей!
– Как там твоя речь?
Речь. Та, которую я даже не начинала писать. Или хотя бы обдумывать.
– А как же, твои гости будут рыдать от умиления. Софи, не паникуй. Хоть я и живу далеко, но держу руку на пульсе. Прости, у меня параллельный звонок. Еще поговорим, ладно? Пока-пока! – поспешно закончила я разговор.
– Врать у тебя получается плохо, – сказала Бетта невесело.
– Знаю.
Бетта кивнула на стол:
– Твой телефон опять звонит.
Номер миланский. Не буду отвечать.
– Наверняка какая-нибудь реклама. В обеденное время и после шести вечера всегда из колл-центров начинают названивать.
На экране снова высветился звонок с того же номера.
– По-моему, такой телефонный код у абонентов, зарегистрированных в центральном районе города. Ты уверена, что это спам?
– Не знаю, я обычно не отвечаю. – Но, движимая беспокойством, все-таки схватила телефон: – Алло?
– Наконец-то. То есть добрый вечер, Матильда. Это Джиневра Сала из Rossetti & Costa.
«Кто это?» – жестами спросила меня подруга, но я словно окаменела.
Бывшая моего бывшего.
Почему сценарий сегодняшнего дня так сильно напоминает биржевой крах 1929 года?[15]
– Я ведущий специалист по связям с общественностью нашего агентства. Леонардо, должно быть, предупредил, что я буду следить за всем, что касается публичного имиджа PopLab.
– Ах да, прекрасно.
