Сеансы одновременного чтения - страница 3

Так что и с этой красоткой в шляпке колоколом он вряд ли мог на что-то рассчитывать, не познакомившись с ней по-настоящему. Совместное чтение, с озабоченностью подумал Адам, превращается в навязчивую идею, которая может завести слишком далеко.

– Кусмук, скажи, а если ты очень увлечен какой-то книгой, не бывает у тебя ощущения, что ты не один, что рядом с тобой находятся такие же читатели, как ты, так же увлеченные этой книгой, которые благодаря стечению обстоятельств, по закону вероятностей одновременно с тобой погрузились в ее чтение в какой-то другой части города, а возможно, в другом городе или даже в другой части света? – проговорил он и тут же пожалел об этом.

Товарищ с изумлением смерил его взглядом. Ему даже потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Но, собравшись с мыслями, он открыл рот, и речь его полилась:

– Существует три вида читателей, по классификации старого педанта Гёте. Первые наслаждаются, не вынося суждений, третьи выносят суждения, не наслаждаясь. А те, что между ними, выносят суждения, наслаждаясь, и наслаждаются, вынося суждения. Такие читатели, по сути дела, заново создают художественное произведение. Ролан Барт со своей стороны говорит… Юрий Тынянов… Ханс-Роберт Яусс… Вольфганг Изер… Науман… Теория рецепции литературного произведения… Открытое произведение… Горизонт ожиданий… Конкретизация текста… Треугольник: автор – произведение – публика… Семиотика… Формирование знаковой цепи… Рекомендую твоему вниманию, хотя там речь идет о сфере живописи, и недавно переведенное исследование Вильгельма Уорингера «Абстракция и погружение в чувственное восприятие»…

Однако Адам Лозанич его не слушал. Он смотрел на девушку в шляпке колоколом. Смотрел, как она пьет чай, и находил удивительную гармонию в ее совершенно обычных движениях. Смотрел, как она встает и проходит мимо него, оставляя за собой нежный аромат. Только большая завтрашняя работа удержала молодого человека от того, чтобы встать и пойти за этим ароматом, заказать в читальном зале тот же словарь, чтобы – а вдруг повезет! – встретиться возле одних и тех же понятий. Поэтому, выходя из здания Национальной библиотеки, он уносил в груди чувство сожаления. Осенние краски парка Карагеоргия были неяркими. Собаки на поводках таскали своих хозяев по дорожкам вокруг памятника вождю. Позолоченные кресты храма Святого Саввы, десятилетиями стоявшего недостроенным, в сумраке, распластавшемся на крышах Врачара, напоминали дозорных часовых. Примерно в это время и заморосил дождь.

До его мансарды ходу было час, а то и больше. Ни в один автобус, трамвай или троллейбус не втиснуться. Тем более с набитой сумкой. Отказавшись от поездки, Адам спустился вниз, к площади Славия с лучеобразно расходящимися от нее улицами, по какой-то непонятной ему причине обошел ее по кругу в направлении, противоположном круговому движению транспорта, пройдя мимо неоновой вывески «Макдоналдс», мимо толпы на остановке «двойки», «девятнадцатого» и «двадцать второго», мимо лепящихся друг к другу киосков и промокших палаток уличных торговцев всякой мелочью, постоял возле знаменитой «дыры» Митича, задуманного здесь самого большого на Балканах торгового центра, так никогда и не построенного, а потому так никогда и не разрушенного, и продолжил шагать дальше, мимо продавцов каштанов, семечек и жвачки, мимо мрачного отражения старого отеля «Славия» в затемненных стеклах его нового корпуса, снова мимо вывески «Макдоналдс» и, наконец, влился в воронку улицы Немани, сужавшуюся в сторону Центрального железнодорожного вокзала. Шесть томов словаря Матицы сербской, плюс орфографический словарь, плюс загадочная книга в сафьяновом переплете становились все тяжелее, ремень сумки, сколько бы он ни перебрасывал ее с одного плеча на другое, врезался в тело, причиняя боль. Продвижение к дому давалось мучительно, Адам с трудом протискивался между автомобилями, которыми были заставлены столичные тротуары, его волосы и одежда промокли насквозь. Поравнявшись с римскими цифрами MDCCCLXXXTV и сломанными часами на фасаде Центрального вокзала, он свернул в горку. Там, в начале крутой Балканской, находилась коротенькая улица Милована Миловановича, теперь почти забытого государственного деятеля, юриста и дипломата начала XX века. Адам жил через два дома от отеля «Астория».