– Что с тобой, Гай? – участливо спросил я. – У тебя какие-то личные затруднения?
– Нет, – с усилием улыбнулся он. – Старые болячки дают о себе знать, вот и все. Но у меня в погребе достаточно вина, чтобы заглушить эту боль. Пойду-ка я спать. – Он встал из-за стола. – Спокойной ночи.
– Я передам родителям Адама Кайта, что ты встретишься с ними. Для них это станет огромным облегчением.
Мы пожали друг другу руки, и я ушел. Я был рад, что расстались мы все-таки по-дружески. Но я не поверил Гаю, когда он сказал, что у него все в порядке.
На следующее утро я зашел за Дороти, чтобы сопровождать ее на коронерские слушания. Она не выходила из дома со дня смерти Роджера, и я беспокоился о том, как ей удастся вынести предстоящие хлопоты. Проходя по Гейтхаус-корт, я заметил, что фонтан, как и фонтан в Вестминстере, уже включили и он весело брызгается струйками воды. Погода стояла теплая, в ветвях деревьев щебетали птицы. Мир природы возвращался к жизни, но я не мог найти в себе сил порадоваться этому весеннему пробуждению.
Дороти сидела в кресле перед камином, ее верная Маргарет – рядом с ней. Обе женщины были одеты в черные платья и чепцы с широкими траурными лентами. На темном фоне бледный овал лица Дороти казался белым как снег. Ее вид напомнил мне о том, как недавно я видел еще одну безутешную вдову – Кэтрин Парр.
Увидев меня, Дороти храбро улыбнулась:
– Уже пора? Да, по твоему лицу вижу, что пора.
Она вздохнула и посмотрела на фриз, висевший над камином. Я взглянул туда же. Из зарослей толстых ветвей на меня смотрел горностай.
– Прямо как живой, – заметил я.
– О, как нравилась эта вещь Роджеру! Его сердило лишь то, что угол фриза плохо отремонтировали после повреждения.
– Ты уверена, что сможешь выдержать то, что нас ждет сегодня? – спросил я, поглядев на ее белое лицо и впалые щеки.
– Да, – ответила Дороти, и в ее голосе прозвучала прежняя решительность. – Я должна видеть, как ловят убийцу Роджера.
– Опознание тела, если хочешь, я могу взять на себя.
– Да, сделай одолжение. Боюсь, что это будет для меня чересчур.
– До Гилдхолла[17] доберемся на лодке.
– Хорошо.
Помедлив, она неожиданно для меня спросила:
– О чем говорят люди на улицах?
– Только о том, что здесь произошло жестокое убийство.
– Если кто-то осмелится сказать про Роджера хотя бы одно дурное слово, я выцарапаю ему глаза.
– Вот это правильно, хозяйка, – одобрительно проговорила Маргарет и помогла Дороти подняться с кресла.
В огромном, с колоннами зале лондонской ратуши царило обычное оживление. Необычным было другое: два констебля, которых зачем-то поставили у входа. По залу во всех направлениях суетливо перемещались члены Городского совета и чиновники различных гильдий. Некоторые из них с любопытством поглядывали на большую группу одетых в черное адвокатов, собравшихся в дальнем углу. Я узнал суровое лицо казначея Роуленда, остальные были барристерами из Линкольнс-Инн, избранными в состав жюри присяжных. Меня удивило то, что, за исключением казначея Роуленда, все они были очень молоды. Многим было явно не по себе. В том числе и двум студентам, которые нашли тело. Они стояли с краю группы. Гай находился чуть в стороне и был погружен в беседу с Бараком.
Дороти взглянула на стоящих мужчин, поколебалась, а затем двинулась к скамейке у стены. Сев, она жестом подозвала Маргарет.
– Мы подождем здесь начала слушаний, – сказала она мне. – Для меня сейчас невыносимо говорить с кем бы то ни было.
