3
– И куда я попал, дорогие дамы? На собрание алкоголичек? На игру «Покайся в грехах»? И как, драгоценная Аля? Грехи подруге отпущены? Зря.
Обухов быстро обжился на кухне, хряпнул рома, одобрил сосиски. Посоветовал активней закусывать, пока пьянство не стало призванием.
– У нее же на морде написано, – ткнул курсант вилкой в Элен. – Ты для нее конфетка, припрятанная на черный день. Запри вас обеих в камере, и подруженька тебя выпьет досуха.
Карточная колода курсанта лежала на столе рядом с бутылкой. Очень демонстративно лежала и отсвечивала синевой.
– Ленк, – посоветовала я подруге, – главное – не делай резких движений. Обухов – мастак в карты играть.
– Вижу, – вздохнула Элен, не сделав даже попытки к бегству, хотя дверь по-прежнему скалилась покореженными замками. – Почему ты его называешь курсантом? Да еще какой-то Навигацкой школы? Я же чую, он капитан Бюро с лицензией на зачистку. Тот, кто ходит по кромочным петлям. Кромешник.
Обухов шумно выхлебал ром, обмакнул в кетчуп сосиску. От этого тотчас сделалось жутко, будто смерть подобралась к порогу и заглянула внутрь квартиры.
– Потому, неразумная низшая, – доверительно пояснил он Элен, – что Бюро Кромки основал Яков Брюс. Может, слышала о таком? Больно много всякой дряни исподней понаехало в Россию при царе Петре. Вот и пришлось чисткой заняться, вновь опричнину развести, новых кромешников воспитать. Под прикрытием Навигацкой школы, что Брюс обустроил в Сухаревой башне, обучался особый отряд бойцов, способных учуять исподов и пресечь беззаконие тени.
– Вы поэтому гардемарины? – Я расхохоталась в пьяном восторге. – Курсанты школы – вот это все? Шутка юмора, понимаю! И Фролов ваш звучит как корабль в бою, угодивший в самое сердце шторма!
Обухов мрачно взглянул на меня, плюхнул в тарелку порцию кетчупа.
– Нужно ставить тебя на учет. Подруга – лярва, Кондашов залип, будто сопливый мальчишка. Да еще и музыка мира мерещится. Чую, чую исподнюю кровь!
– Нет уж, хватит с меня мрачных сказок. – Веселиться сразу же расхотелось. – Я человек и хочу им остаться. Или пришел меня арестовывать? Ну так знай: без боя не дамся! И Ленку обидеть никому не позволю! Ну, где тут шпилька вчерашняя? А это припоминаешь, Данила?
Я выставила руку с браслетом. Обухов в ответ огладил колоду, ласково, будто кота. Чихнул от запаха обережных трав.
– Хорошую штучку тебе подарили. Полюбуйтесь, Елена, какое плетение, на обе стороны солнцеворота. Так просто зубками не вопьешься. Каждый узелок что удар под дых! Да не зыркай так, лярва безмозглая. На фига арестовывать Алю? Мне заняться в агентстве нечем, кроме как запирать девиц, отпускать и снова ловить по Москве? – Даня снял верхнюю карту с колоды и предъявил туза пик. – Все время выпадает, гаденыш!
– Ой! – испуганно вскрикнула Ленка.
– Ну а я про что? – огрызнулся курсант. – Я за тебя волновался, Аля. На звонки не отвечаешь, на репетиции нет. К дому подхожу – лярвой воняет, густо так, знаешь, смачно. Будто тухлым яйцом обмазали. Они же, лярвы, как слизни. Одна проползет, тропинку наметит, а там и другие скопом шуруют. На вскрытую мертвечину.
– Я не слизень! – Элен опять разревелась. – Я бы Алю не тронула… Никогда! Я оставляла отводящие знаки!
– Гм, – Обухов отодвинул стакан, – отводящие, но все-таки знаки. Ты не загоняйся, лярва, я стер. И свои отметки чиркнул на стене, благо весь подъезд разрисован. Аля, не в службу, а в дружбу: перестань с ней водиться и в дом не впускай.
