Да, банальный любовный треугольник, но, судя по тому, что рассказал Голицын, получается, он трус. И человек весьма предприимчивый и расчетливый, раз женился на полковничьей дочке, москвичке, а не на бедной провинциалке.
– Я же ясно сказал: Дашу я не любил – раздраженно сказал Голицын. – Где тут подлость? Я женился вовсе не по расчету, а по взаимной любви, а в том, что кто-то влюбился в меня, я, уж извините, не виноват. – Даниил Валерьевич развел руками. – Да вы хотя бы знаете, сколько их было?!
– Догадываюсь. А сейчас? Вы по-прежнему любите свою жену и равнодушны к Дарье Сажиной?
– Какое это имеет отношение к исчезновению Анжелики? – все больше раздражаясь, спросил Голицын.
– Если вашу жену убили, ревность вполне могла послужить мотивом.
– Дарья столкнула Анжелику за борт?!
– Вы отрицаете такую возможность?
– Нет, но… Черт! – Даниил Валерьевич откинулся на спинку стула.
«Как быстро он ее предал – грустно подумал Леонидов. – Впрочем, он предал ее двадцать лет назад. А это уже, что называется, послевкусие. Голицын словно смакует свое предательство. Не стоит ему верить, вот что».
– Расскажите мне о новогодней ночи – попросил Алексей. – Когда вы в последний раз видели свою жену?
– Кажется, за столом. Или нет. В баре.
– Кажется?
– Мы все были пьяные. Новогоднюю ночь я помню смутно. Сажин поначалу держался, часов до двух ночи он был как стекло. Даша ушла первой, где-то в половине второго. Она вообще жаворонок. Еле высидела до боя курантов. Димка посидел еще немного с нами, но потом увидел, как Зебриевич напивается, и сказал, что ему, пожалуй, тоже пора. И ушел. Но где-то через полчаса, точно сказать не могу, на часы я, извините, не смотрел, мы с Сажиным столкнулись у выхода на открытую палубу. Он меня даже не заметил, сразу повернул к бару. И я понял: что-то не то. С чего вдруг Димка решил напиться?
– И вы нашли причину?
– Я вскоре догадался, почему Сажин такой мрачный.
– И?.. Говорите же, Даниил Валерьевич!
– Дело в том, что его жены в каюте не оказалось – усмехнулся Голицын.
– Вы наверняка это знаете?
– Да.
– Потому что… Ну же! Договаривайте!
– Все было как в тумане – повторил Голицын и провел ладонью по лицу, словно снимая с него невидимую паутину. – Я помню открытую палубу, пронизывающий ветер, с неба сыплется ледяная крупа… И Дашу.
– Вы были с ней на открытой палубе? – уточнил Алексей.
– Похоже, да.
– И вы с ней?.. Неужели целовались?
– Послушайте, я мало что помню. Напился, признаю. Может быть, мне это лишь приснилось?
– Значит, вы нарушили слово, данное Сажину – кивнул Алексей. – Он ведь вас предупреждал: не приближайся к моей жене. А это, по-вашему, не подлость?
– Так ведь она сама… – развел руками Голицын.
– А вы привыкли брать все, что плохо лежит? – насмешливо спросил Алексей.
– Послушайте, мне не нравится ваш тон! Это были вполне невинные поцелуи!
– Ой ли? – прищурился он. – Для вас, возможно, все это ничего не значило. Как и двадцать лет назад. Но для нее? Вы вновь подали ей надежду. Что же вы творите-то, Даниил Валерьевич?! Сдается мне, вы за что-то мстите Сажину. И за что? Он оказался прав? Женитьба на полковничьей дочке не принесла вам счастья? Когда вы говорите о жене, я не слышу в вашем голосе счастья. В лучшем случае равнодушие. А то и раздражение. Да, ваша жена красивая. Хотя смой с нее всю косметику, отцепи наклеенные волосы и ресницы, еще неизвестно, что в итоге останется. И жить-то приходится с человеком, не с его внешностью. Дети у вас есть?
