– Может быть.
Ромка посмотрел на него пытливо и снова спросил:
– Она к вам хорошо относилась?
Ваватыч вздрогнул. Ему понадобилось несколько минут, чтобы спокойно ответить:
– Да, она хорошо ко мне относилась, но никогда не стада бы грабить Егора.
– Какого Егора?
– Этого изобретателя зовут Егор Сергеевич, впрочем, какая разница, как его зовут.
– А она сама вам ничего не объяснила?
– Я не видел ее перед отъездом, они уехали тайно, они удрали. Бежали, потому что им угрожала опасность, но она оставила матери чертежи для меня.
Вдруг Ромка преобразился, глаза на его а исхудалом измученном лице заблестели, сейчас он был почти красивым. Он повернулся к Ваватычу всем телом и увлеченно заговорил:
– Знаете, я вообще-то не инженер, я математик, вернее окончил математический, но в душе я более всего технарь. В технике есть поэзия, в ней есть справедливость, потому что каждая машина работает или не работает независимо ни от чего, ни от каких-то там отношений, блата и связей. Вы понимаете?
Ваватыч не считал нужным что-либо понимать, но кивнул, поощряя Ромку продолжать, и Ромка продолжил:
– Я этими установками давно интересовался, считается, что они экологически чистые, но это не совсем так, вернее, совсем не так. Потому что, во-первых, они занимают большую площадь, во-вторых, сам процесс их работы может нарушить экологическое равновесие, и вообще все новые модификации отличались только высотой и размахом, в некотором отношении технически это тупиковый путь…
Ромка говорил, почти забыв о Ваватыче, он говорил для себя. Переключаясь с житейского на интеллект, он отдыхал, отключался от действительности, и это в значительной степени помогло ему сохранить свою психику в условиях зоны. Ваватыч слушал, слушал внимательно, хотя и не вникал в смысл слов, он не представлял себе, как можно всерьез интересоваться такими вещами, тем более сразу после выхода из тюрьмы. Занятный парень, и сейчас это, пожалуй, именно то, что ему надо. Несмотря на то что Ромка говорил о вещах, которых Ваватыч не понимал и не хотел понимать, во всем облике этого довольно нескладного парня и в его словах было что-то притягательно-детское, незрелое. Сколько же ему лет? Если они с Наденькой вместе учились в школе, значит, двадцать четыре. Каким он сам был в таком возрасте?
Это время Ваватыч помнил хорошо. Был он вполне взрослым и даже женатым и устроен был вполне неплохо. В институте вступил в партию, а после защиты диплома пошел работать на завод и очень быстро стал замом начальника цеха, а потом и начальником, и это вполне его устраивало, он жил в полном согласии с миром и с самим собой, очень довольный теми возможностями, которые давала ему должность. Мелкие взятки, хищения, приписки, ремонт родительского дома в деревне за счет материалов предприятия – все это наполняло его гордостью и в его окружении называлось умением жить. Когда начались новые времена, он считал, что ему повезло, он стал генеральным директором фирмы «Анонс», которая входила в комплекс «ИКМ», и у начальства Ваватыч был не последним человеком, правда, в дальнейшем пришлось заниматься заказными убийствами, искать исполнителей и руководить ими, но до определенного времени это его вполне устраивало. Углубившись в свои мысли, Ваватыч не сразу заметил, что Ромка молчит и вопросительно смотрит на него.
– Что? – рассеянно произнес Ваватыч.
Оказывается, Ромка что-то настойчиво твердит уже давно. А он, задумавшись, не слышал.
