Сегодня и вчера, позавчера и послезавтра - страница 31



– Дорогая моя, тебе бы не помешало немного развеяться. Отдых не повредит твоим занятиям. И брат наверняка еще там, а тебе, если я не ошибаюсь, его общество представляется интересным.

Елена, конечно, с радостью не просто поехала – полетела бы туда, будь Володя. Но он написал, что срочно откомандирован на фронт, а она и так себе места не находила. Оказавшись там, где все напоминает о нем, не долго и вовсе сойти с ума. С мамой ей легче делить ожидание, мама умеет успокоить, вселить уверенность, что все будет хорошо. Можно вместе сходить в церковь, помолиться. Погруженная в свои переживания, Елена извинилась перед отцом, мол, она сейчас не готова к поездке, а без мамы тем более ехать не хотела бы. На этом обсуждение закончилось, но Константин Петрович не оставлял надежду уговорить своих дам.

Мама настояла, что пора сходить в церковь причаститься. Елена готовилась, постилась, читала молитвы, думала, в чем грешна, гадала, являются поцелуи с Володей грехом или нет. А вдруг ему приходится убивать? Но кто в этом повинен, и почему одни люди посылают убивать других? Ведь все люди одинаковы, откуда же берется ненависть? Вот это уже грех, и один грех порождает другой. Крещение избавляет от первородного греха, а потом люди сами вершат смертные грехи, и ничего не боятся.

Службу перед причастием вел молодой священник, Лена раньше его не видела. От него веяло неизъяснимой легкостью, а голос был глубокий и сильный, с трудом верилось, что молитвы читает человек – казалось, звучит орган. Она стояла сбоку от него и движений губ не видела, только чувствовала, как проходит звук.

Сначала пятидесятый псалом, потом тропари «Помилуй нас, Господи, помилуй нас»… Проводя по требнику чин таинства «Последование к исповеданию», Георгий волновался. На первой молитве он чувствовал, как дрожит голос, и только успокоился к концу стиха, когда включился какой-то внутренний запас «…ныне и присно, и во веки веков аминь» – звук пошел ровный, словно внутри раздувались меха. Он прочел вторую молитву и окончательно пришел в себя. Когда пришла пора класть епитрахиль на голову кающегося и благословлять его крестным перстосложением, Георгий увидел перед собой девушку. Она сразу напомнила ему Варю, и волнение снова охватило его. Он постарался успокоиться, прочел молитву.

Отец Викентий, как предписано, спросил:

– Как ваше имя, и что желаете исповедать перед Богом?

Елена, тоже волнуясь, перечислила, что иногда не постится, бывает, гневается, иногда завидует, забывает прочитать утреннюю или вечернюю молитву, порой боится. Потом замялась, развернула листок и прочитала, старалась быстро, но внятно все донести. На пункте с поцелуем замялась.

– Батюшка, я не знаю, как спросить… – И снова замолчала.

Отец Викентий задал наводящий вопрос своим бархатным голосом:

– Может, дела сердечные?

Она чуть вздрогнула и сразу согласилась:

– Да, батюшка, сердечные. – И опять молчок.

– Так любовь никак грехом не является. Может, уныние?

– Да, уныние, – подхватила Елена. – За человека переживаю, на войне он, – и само с уст сорвалось, – целовались мы. – И затихла совсем.

Покаяние свершилось, и как свидетель, ходатай перед Богом, отец Викентий помолился об отпущении грехов кающейся и прочел разрешительную молитву. Сомнений в искренности раскаяния не было, но Георгия беспокоило волнение, которое с новой силой возникло в нем при виде этой девушки (теперь он знал, что её зовут Еленой).