– А кто живет в сердце твоего отца?
– Ворон, но он считает себя соловьем. Поэтому и поет так ужасно. А в сердце Шимона поселилась обезьяна, поэтому он так веселится, когда напивается.
– А у меня кто?
Сара приложила ухо к груди мальчика:
– Я слышу воробья. Он осторожно клюет зернышки и все время чего-то боится.
– А у тебя?
– Ангел-хранитель одного маленького мальчика. Кого – угадай с трех раз, – ответила Сара и убежала, потому что мать позвала ее домой.
Вечером, ложась в постель, Салман рассказал матери о медведе. Та удивилась и, подумав, кивнула.
– Это опасный зверь. Не становись у него на пути, мой мальчик, – сказала Мариам и уснула.
Мать оправилась от своей болезни только через два года после рождения Салмана, однако пить отец все равно не бросил. Женщины из соседних квартир боялись приближаться к нему, потому что он был силен как бык. Только мужчины могли его успокоить.
Иногда Салман пытался загородить мать своим телом. Напрасно. Отец в ярости отбрасывал сына в угол и кидался на жену. С тех самых пор, как мальчик стал молиться Деве Марии, кто-нибудь обязательно спешил ему на помощь. Однако для этого надо было кричать изо всех сил, лишь только отец поднимет руку. Сара говорила, что однажды от его крика у них в квартире случилось короткое замыкание.
Для матери это стало настоящим спасением. Стоило шатающемуся на нетвердых ногах супругу появиться в дверях, как она шептала сыну: «Пой, моя птичка», и тот голосил так, что отец порой не осмеливался войти в квартиру. Много лет спустя Салман вспоминал, как счастлива была мать, когда он в первый раз избавил ее от побоев. Мариам взглянула на сына веселыми, округлившимися глазами, чмокнула и погладила по лицу, а затем, довольная, улеглась спать в своем углу на потертом матрасе.
Иногда отец приходил ночью и на руках, как маленькую девочку, уносил мать в другую комнату. А потом Салман слышал, что он извинялся перед ней за свое поведение и тихо смеялся. Мать же взвизгивала в ответ, как счастливая собачонка.
И такие перепады случались изо дня в день, пока в одно из весенних воскресений отец после крестного хода не напился до положения риз и не набросился на мать с кулаками. Тогда на помощь поспешил Шимон, который успокоил соседа и уложил его в кровать.
Оставшись с матерью в маленькой комнате, Шимон устало прислонился к стене.
– А знаешь ли ты, что дом покойного ткача возле церкви Булос вот уже полгода как пустует? – спросил он.
Разумеется, матери это было известно, как и всем вокруг.
– Так чего же ты ждешь?
И зеленщик Шимон вышел, не дожидаясь ответа.
– Пойдем же, пока он не пришел в себя! – торопил Салман мать, так и не поняв, куда надо идти.
Мать огляделась, встала, сделала пару кругов по комнате и, посмотрев на Салмана, кивнула со слезами в глазах:
– Идем.
В тот вечер на улице дул ледяной ветер, и над Двором милосердия нависали темные тучи. Мать надела на Салмана два свитера, а себе на плечи накинула пальто. Снаружи соседи Марун и Баракат ремонтировали водосточную трубу. Они видели, как уходила Мариам с мальчиком, но ничего не заподозрили. Зато Самира, жена бензозаправщика, что жила в другом конце Двора милосердия и была в тот вечер занята готовкой, стиркой и прослушиванием радионовостей, поняла все.
– Мои тетрадки! – спохватился Салман, когда они уже подошли к воротам Двора.
Но мать как будто не слышала. Она молча шла вперед, держа сына за руку.
