Я оглядываюсь вокруг. Окружающие дамы подчеркнуто не обращают на нас внимание.
Александр дергает ртом и приближается к девушке:
- Вам не кажется, что вы этими вопросами нарушаете неприкосновенность частной жизни?
Его сердитое шипение и мощно сжатая челюсть могли бы напугать кого-то посерьезнее, чем молоденькая девчушка за стойкой.
Она, чуть заикаясь, произносит:
- Это с-с-стандартные вопросы.
- Задайте их кому-нибудь другому, - он уже даже не пытается скрыть бешенство.
Вопросы и вправду стандартные. Но и Бергмана я могу понять. Он не хотел привлекать к себе излишнего любопытства окружающих, но сразу же стал центром внимания. Он резко берет со стойки бумаги и отправляется в угол, где стоит столик и два кресла.
Я сочувственно улыбаюсь девушке и следую за ним, осторожно поглаживая конверт с Глафирой. Это успокаивает меня.
Александр изучает страницы, изредка делая какие-то пометки. Но в большинстве граф ставит прочерки. Мне его жаль. Он оказался в этой ситуации не по своей воли. Он мог бы просто позвонить в опеку и отдать им девочку, но он так не сделал. Значит, что-то человеческое все же в нем есть.
- Я могу тебе чем-то помочь? - присаживаюсь рядом с ним.
Он дергает бровью.
- Здесь есть раздел законный представитель или опекун. Как думаешь, могу я не писать свои данные? Можно я просто заплачу денег и не буду заполнять никакие бумажки?
- Слушай, но я думаю они не имеют право разглашать информацию о своих клиентах. Все-таки есть закон.
- Ну, я так и понял, - он кивает на стойку регистрации, - как здесь исполняется этот закон. Эта дура своими вопросами только привлекла к нам внимание.
Александр, конечно, прав. На нас обращают внимания и не только потому, что он привлекательный мужчина. Уверена, что кто-нибудь из дамочек его уже узнал. Все-таки он достаточно известная личность в нашей стране.
- Мне надо было попросить моего помощника прийти сюда, - бормочет он, покончив с бумагами.
Малышка шевелится и зевает. Я осторожно глажу ее по пушку на голове.
- Слушай, а цвет волос у нее тоже изменится?
Я пожимаю плечами.
- Многие дети в детстве очень светлые. А с возрастом темнеют. Я сама в детстве была блондинкой, а с годами волосы потемнели.
Он рассматривает мое лицо и я чувствую, как теплая волна приливает к моему животу.
- Значит, в детстве ты была блондинкой, - повторяет он, протягивает руку и пропускает прядь моих волос сквозь пальцы.
Затаив дыхание, я слежу за ним. Я чувствую себя не в своей тарелке. Я всегда знала, как дать отпор богатеньким женатикам, которые иногда появляются в моем детском саду. Но никто из них не трогал мои волосы. И сейчас я была растеряна.
- Но она же не станет черной? - спрашивает он.
Я в растерянности хлопаю ресницами, пытаясь понять, о чем он говорит.
- Черной? - переспрашиваю я.
- Но ее же волосы могут стать темнее, но не могут быть жгуче черными? Правильно?
Я киваю. Он достает из кармана телефон. Ааа, понятно, хочет снова изучить список потенциальных матерей.
- Смотри, если мы понимаем, что она не будет темной, а у меня же волосы черные, то я могу отбросить еще несколько кандидатур. Так ведь?
Я ежусь от его столь делового тона.
- На самом деле не так. Гены штука сложная. И бывает, что у двух темноволосых родителей рождается светлый ребенок. Ну, в бабушку, дедушку мог пойти. У моих родителей были темные волосы и карие глаза.
Он вглядывается в мои глаза и протягивает:
