Здесь лектор впервые поддержал большевиков, развернувших непримиримую войну с православием. Мол, «неподдельная вера в Творца не имеет ничего общего с религиозностью, навязанной нам кучкой меркантильных попов».
Дальше – больше.
Фролушкин обрушил весь свой пыл на учение Христа. По его мнению, у Господа нет «никакой необходимости в посредниках, в том числе и божьем сыне, ибо все мы – его равноправные дети», ну а о Богородице вообще высказался очень язвительно и, как всегда, кратко: «У Бога не может быть земной матери!»
С теорией Дарвина профессор в принципе согласился (и то хорошо!), но и тут не смог удержаться от «ложки дёгтя», заявив, что не верит в происхождение человека от обезьяны, так как «каждый представитель живой природы может развиваться и совершенствоваться исключительно в пределах своей видовой группы, определённой свыше, иначе из мух давно появились бы слоны, а из мышей – свиньи».
Основные тезисы его теории Ярослав старательно записывал в блокнот – пригодится при составлении первого донесения в контору!
Впрочем, вскоре лекция настолько захватила свежеиспечённого секретного сотрудника, что он оставил это неблагодарное занятие.
15
«Бенефис» Фёдора Алексеевича продолжался более двух часов, но студенты не собирались отпускать разошедшегося профессора, предложив ему небольшой философский диспут.
Кто мы?
Кем и с какой целью созданы?
Для чего пришли в этот хрупкий земной мир?
И куда уйдём из него?
Недолго думая, учёный дал согласие.
Плечов не раз тянул руку из своего «медвежьего угла», чтобы задать несколько каверзных (по его собственному мнению) вопросов, но Фролушкин даже при всём своём желании физически не мог заметить и оценить старания затерявшегося в толпе невысокого худощавого паренька, а, следовательно, и предоставить ему слово.
К счастью, в тот день их ждала ещё одна – и снова случайная! – встреча…
Когда Ярослав одним из последних покидал «альма-матер», то сразу заметил впереди опирающуюся на трость сутулую фигуру и немедленно бросился за ней следом.
– А, это вы… – как-то уж не больно уважительно промямлил Фёдор Алексеевич, повидавший на своём веку немало всяких выскочек и приставал.
– Я. Студент Плечов.
– Ярослав, если не изменяет память?
– Так точно.
– Гм… Служили?
– Да. На Северном флоте.
– Шарман… Я, знаете ли, человек полностью сухопутный, однако моряков уважаю чрезмерно. С раннего детства.
– Спасибо.
– Не за что… Потом, при случае, расскажу эту историю…
– С удовольствием послушаю.
– Мне вообще-то на трамвай. А вам?
– Лично я никуда не спешу и охотно составлю вам компанию. Если вы, конечно, не возражаете.
– Нет. Не возражаю… А вот и наша «Аннушка»…12 Ну-ка, мой юный коллега, подсобите, пожалуйста, немощному больному человеку…
– С огромным удовольствием!
Плечов подставил ладонь под острый сухощавый локоть и, налегая сзади всей массой своего не самого грузного тела, бережно толкнул «старца» вперёд, таким образом, помогая ему втиснуться в битком забитый людьми вагон, после чего сам едва успел вскочить на подножку.
– Вы тут? – донёсся до него бодрый голос Фёдора Алексеевича.
– Так точно!
– Сдюжите?
– Попытаюсь!
– Долго терпеть вам не придётся – всего три остановки. Кстати, приготовьтесь, – скоро первая из них. Там к нам будет пытаться присоединиться ещё большее число народу…
– Хорошо.
Всё случилось, как и предполагал профессор.
Десятки людей штурмовали старый московский трамвай, но взять «Аннушку» приступом так и не удалось: наглый студент, с трудом балансируя на узкой подножке, никого не выпустил и не впустил.
