Читать онлайн Илина Григоричева - Секреты фарфоровой куклы

© «Пробел-2000», 2020

© Григоричева И.В., 2020

Каждый из нас, дорогой читатель, наверняка хотя бы раз в жизни задумывался над тем, сколько информации несет в себе та или иная вещь. Кто-то с умилением хранит одноглазого плюшевого мишку, в память о лучших днях детства. Другие берегут память о своих мамах и бабушках в виде различных безделушек и одежды. А если это фотография или портрет! Многие знают, что по ночам в музеях люди с портретов словно оживают и продолжают обитать в некогда своих апартаментах. Любой экспонат также хранит свою историю: мебель, посуда и прочие вещи будто бы говорят нам о своих прежних владельцах. Встречаясь с исследователями старины можно услышать множество занимательных историй, практически никому не известных, так и просящихся на страницы романов. Так или иначе, любой предмет старины может вызвать у нас странные ощущения, как будто мы сами когда-то могли владеть им или лично знать изображенных на портретах известных, либо неизвестных никому людей. Признаться, я сама испытала это на себе, поскольку один из таких портретов и вдохновил меня на написание этой книги. Кроме того, я случайно увидела в гостях старинную фарфоровую куклу. Получив разрешение хозяев дома, я взяла куклу в руки: очень красивое личико с зелеными глазами и каштановыми волосами казалось лицом молодой женщины. На ней было надето зеленое платье в стиле рококо, с кринолином, какие носили в начале XVIII века. Хозяева подтвердили, что кукла действительно XVIII столетия, а одежда ее не сохранилась, но эта реконструкция платья почти полностью повторяет оригинал. Я продолжала держать ее в руках не в силах отвести взгляд – настолько она казалась живой! Хозяева с улыбкой отметили, что я не первая так на нее реагирую. Кукла эта действительно немного «живая», с ее существованием связана одна фамильная история, произошедшая с их предками в XVIII веке.

Так, не спеша, за чашкой кофе я услышала несколько коротеньких, но занимательных преданий. Кое-что из услышанного тоже нашло отражение в нижеследующем романе. Еще я хотела бы заранее попросить прощения у своих, разумеется, сведущих читателей, которые, прочитав мою книгу захотят обвинить меня в невежестве, а именно в незнании истории Великобритании XVIII века. Потому я и спешу уверить вас: я досконально знакома с ней, в том числе с историей династии Ганновер. И все же некоторые события, описанные мной, содержат под собой реальную основу, а многие герои имеют прототипы как людей прошлых веков, так и настоящего времени. Ведь изменяются мода, технологии, нравы и обычаи, но неизменными остаются достоинства, пороки, вера и все свойства человеческой души. Моя книга вовсе не претендует на исторический очерк и, как известно, роман – это дом с открытыми дверями и окнами, где каждый имеет право мыслить соответственно своим пожеланиям и устремлениям.

Эта история уносит нас, читатель, в Англию начала восемнадцатого столетия. Стояло прекрасное весеннее утро. Лондон еще спал, хотя кое-где уже начинали открывать свои лавочки мелкие торговцы. Небольшая улочка на окраине Лондона постепенно оживала; из булочной на углу доносился приятный запах свежей выпечки. Неказистый двухэтажный дом, стоявший рядом с булочной, давно требовал ремонта, уныло поскрипывая на ветру обветшавшими ставнями. Он принадлежал некой миссис Астер – женщине средних лет, которая содержала маленький пансион, сдавая комнаты внаем.

Напротив их дома была лавка зеленщика. Несмотря на свое занятие, зеленщик Блейк считал себя потомком дворян и всегда намекал соседям на это. Блейк любил всех поучать и давать молодым, как он говорил, отеческие советы. У него было восемь детей и маленькая, тощая, запуганная жена. И в этот ранний час зеленщик был уже на ногах, открывая свою лавочку. Он предпочитал торговать прямо на улице, а не внутри, как бакалейщики. От его лавки только что отъехала бричка, нагруженная свежими овощами и зеленью. Блейк удовлетворенно посмотрел ей вслед взглядом зажиточного торговца – его дела и впрямь шли неплохо. Он гордился, что всего этого он добился собственным, неустанным трудом, тому же он учил и детей своих. Посмотрев направо, он увидел стоявших в конце улицы четырех молодых людей.

– Что за времена наступили! – сердито, сам себе сказал Блейк. – Юноша благородного происхождения, вместо какого-либо приличного занятия, пиликает на скрипочке по тавернам. Вот если б мой сын только посмел заняться чем-то вроде этого! – и он погрозил кулаком появившемуся на пороге бледному отроку лет шестнадцати, своему старшему сыну, который служил у отца приказчиком.

А парни, стоявшие в конце улицы, прощались.

– Ну что ж, я думаю, всем нам сегодня улыбнулась удача! – сказал юный и красивый испанец по фамилии Гарсиа. Он бережно разгладил полы своего потертого кафтана, в одном из карманов которого приятно позвякивали монеты. – Раньше такую сумму я зарабатывал, в лучшем случае, за месяц.

Ему согласно кивнул Пирсон, низкорослый, но крепкий рыжеватый парень с голубыми глазами и веснушками вокруг чуть вздернутого носа. Эндрю Пирсон был уроженцем Лондона, где его отец содержал небольшую часовую мастерскую. Он был самым младшим из друзей – ему едва минуло семнадцать, и самым веселым, чего нельзя было сказать об Энтони Дрэнке – долговязом, неряшливом молодом человеке и самым старшим из всех. Родом он был из провинции, но сбежал из дому в пятнадцать лет, когда после смерти матери отец женился вторично, а мачеха сделала его жизнь невыносимой. Теперь Тони стукнуло двадцать девять.

– До завтра, – как-то не очень оптимистично произнес Дрэнк и, таща за собой виолончель, вошел в небольшой домик весь увитый плющом, из окон которого виднелись давно требующие стирки занавески.

– До встречи, друг, и спасибо, – сказал Гарсиа их четвертому товарищу, – благодаря тебе на нас всех скоро прольется милость из кармана герцога Чандоса, – он хитро улыбнулся и добавил, – мы с Пирсоном лишь немного отдохнем, а потом отправимся в «Два Петуха».

Четвертый юноша, о чем-то серьезно задумавшись, продолжал стоять на месте. Он был некрасив в обычном понимании мужской красоты: невысокого роста, очень сильно худощав и такой сутулый, что порой казался горбатым. Сутулость его была следствием безуспешной попытки скрыть косое левое плечо, которое было чуть ниже правого. Увечье это являлось результатом падения в младенчестве из колыбели по вине нерадивой няньки. Кисти рук и ступни ног парня были слишком большими по сравнению с телом, и потому казалось, что они как будто взяты от другого человека, более крупного. Свои темные, почти черные волосы до плеч он зачесывал назад, собирая их на затылке и не желая сбривать под парик, как многие делали это, следуя моде того времени. На его смуглом, худом, чуть вытянутом лице резко выделялся тонкий нос с горбинкой, что придавало ему некоторое сходство с сынами Авраамовыми. Но все недостатки его наружности покрывали большие карие глаза – красивые и умные. А взгляд этих глаз был всегда спокойным, мягким и каким-то удивительно лучистым. Одежда на нем была далеко не новой, но настолько опрятной, что начиная от гладко выбритого лица и белоснежной блузки под кафтаном, кончая начищенными до блеска туфлями, весь облик юноши смотрелся вполне достойно.

Надсадно закричал чей-то петух. Юноша встряхнулся от своих мыслей, вдохнул полной грудью утренний воздух и зашагал вниз по улице, весело напевая и радуясь наступающему дню, как может радоваться этому парень в девятнадцать лет. Дойдя до булочной и купив две буханки свежего хлеба, он поспешил было войти в пансион миссис Астер, но тут его остановил Блейк.

– Ну что же, молодой человек, опять музицировали до утра? – с оттенком строгости в голосе спросил он. – Вам хоть прилично платят за это? С теперешними-то налогами не разживешься, а у вас семья. Не стоит ли задуматься о стабильном заработке?

– Да ничего, я не жалуюсь, – спокойно ответил юноша. Невозмутимость явно была его отличительной чертой. – У меня теперь будет больше учеников, и я смогу платить няньке лучшее жалованье, чтобы она смогла и ночью оставаться у нас, когда это потребуется.

– Вашему отцу ближе к ночи сильно нездоровилось, и мы взяли Клауса переночевать. Моя жена только что накормила и отвела его к вам.

– Я так благодарен миссис Блейк…

– Чего уж там. Всегда рады помочь, своих-то восемь! – перебил его Блейк, который по натуре был все-таки добрым человеком.

– Дерек… Дерек, сынок, – послышался слабый голос из открытого окна пансиона на втором этаже.

Юноша извинился перед Блейком и поспешно зашел в дом. Дверь в его комнаты была приоткрыта, и как только он вошел, под ноги ему буквально выкатился очаровательный белокурый малыш. Запрыгнув к нему на руки, мальчик прижался личиком к его щеке. Немного подержав ребенка на руках, молодой человек посадил его на стул и дал кусок горячего хлеба. Тот немедленно принялся быстро-быстро жевать.

– Как он любит тебя, Дерек, – сказал изможденный, еще не старый мужчина, лежавший в углу на кровати. Его строгое лицо довольно хорошо сохранило отпечаток былой красоты, а белокурые волосы лишь на висках подернулись сединой.

Маленький Клаус действительно просто обожал своего брата Дерека, ибо именно так звали юношу. Настоящее и полное его имя было Теодерих Вольфганг Иоганн фон Лансдорф. Он и его брат Клаус были сыновьями разорившегося немецкого барона, того самого, который лежал сейчас на кровати. Их род давно измельчал и так обнищал, что нынешний прямой его отпрыск барон Фридрих Христиан Вильгельм фон Лансдорф – отец Дерека и Клауса, со своей супругой были вынуждены переселиться из Дрездена – столицы саксонского курфюршества в сердце Великобритании – Лондон, где один родственник обещал им более сносное существование. Но через два года этот родственник умер, а наследство принял его сын, очень жестокий и надменный человек, который не хотел видеть родню в лице Фридриха, так как отлично знал о его «полузаконном» титуле барона фон Лансдорфа. Дело было в следующем: отец Фридриха барон Ульрих Людвиг Вильгельм фон Лансдорф, едва выйдя из лет отрочества, страстно влюбился в красивую и такую же юную еврейку Ребекку Шнайдер и, к ужасу родных, самочинно женился на ней. Кроткая девушка изо всех сил старалась понравиться родне своего мужа, но все было напрасно. Ребекка отказалась от веры своих предков и, несмотря на законность их брака, ни родня Ульриха, ни общество не признали ее баронессой фон Лансдорф. Мать Ульриха пыталась разрушить этот брак, устроила небывалый скандал и пожаловалась курфюрсту. И поскольку Лансдорфы состояли в родстве с саксонским курфюрстом, то он, рассердившись на юного родственника, признал этот брак морганатическим[1]. Вскоре после рождения их единственного сына Фридриха несчастная и непризнанная баронесса скончалась. Злые языки болтали, что умереть ей помогла Генриетта фон Лансдорф, тетка Ульриха по отцовской линии, как будто бы имевшая опыт в таких делах. Так это было или нет – осталось неизвестным, но Ульрих с тех пор начал вести беспорядочную жизнь, не пожелав жениться вторично. Получив и так уже не слишком большое наследство после смерти отца, Ульрих начал с невероятной быстротой спускать «на нет» все состояние фон Лансдорфов. Воспитание маленького сына он доверил своей матери.