– Ты поняла, о чем я говорю, мам? – Кэл наклоняется к ней через несколько секунд.
– Я не страдаю старческим маразмом, – рявкает она в ответ, мгновенно вернувшись к жизни. Будто кто-то щелкнул выключателем.
Кэл распрямляется, он готов засмеяться от шока. Марго перед ним закатывает глаза, а затем подмигивает.
– Конечно, нет.
– И это случилось благодаря тебе?
– Не совсем так. Та женщина из полиции, с которой я разговаривал после интервью с Дюбуа… Того, что делал в прошлом году… Так вот, она заподозрила, что он слышал о Марго от кого-то еще. Она все проверила и выяснила, что это был его временный сокамерник, Джейсон Барр.
Мать резко поворачивает к нему лицо, ее пронзительный взгляд пугает Кэла.
– Вышибала…
Кэл сглатывает, он сбит с толку.
– Гм-м… Да… – Он запинается. В голове слишком много вопросов. – Кое-что из того, в чем он признался в прошлом, навело ее на мысль, что это мог быть он.
– Но они не могут сказать точно, что это она.
– Пока нет. Но… они нашли подвеску.
– Ласточку…
Кэлу приходится напрячь слух, чтобы расслышать это слово. Кивнув один раз, мать закрывает глаза. Делает вдох и выдох. Она словно перенеслась в другое место – туда, куда доступ ему всегда был закрыт.
Мать снова открывает глаза:
– Пожалуй, я пойду. Мне нужно прилечь.
– Хорошо, – говорит Кэл. – Еда будет на столе, если ты захочешь подкрепиться. Она еще не успеет остыть.
Мать медленно, с болезненным усилием поднимается, отмахиваясь от его руки, словно она моль, норовящая угнездиться в ее кашемире.
Кэл сидит, прислушиваясь к тому, как мать неспешно поднимается по лестнице, и представляя, как рукой она цепляется за перила. Что ж, по крайней мере, она последовательна в своих действиях и поступках. Она ведет себя точно так же, как в детстве Кэла. Только взрослый взгляд Кэла уже разоблачает ее. Он понимает: в этом нет ее вины. Но все-таки… он заслужил большего. По-прежнему заслуживает.
Дверь в спальню матери тихо закрывается, часы на каминной полке отбивают шесть.
* * *
Чтобы отвлечься от назойливых мыслей, Кэл готовит лазанью. Он сидит на кухне допоздна, но мать так и не выходит из своей комнаты. Кэл звонит Элли и Крисси. Запинаясь, сообщает им новость.
– Мне так хотелось бы, чтобы ты был здесь, с нами, папочка, – говорит дочь.
Кэл по своему опыту знает, каково это – беспокоиться о родителе. Ему не хочется, чтобы Крисси это обременяло.
– Знаю, дорогая. Но у нас с бабушкой все в порядке. И ты приедешь к нам на выходные.
– Я собираюсь сесть на поезд завтра, после колледжа. Мама обещала подбросить меня на вокзал с Метеором. Договорились?
Сердце Кэла сжимается при мысли о том, что и дочь, и пес приедут его навестить.
– Конечно. Жду с нетерпением. Пошли мне эсэмэс, когда будет время, я встречу вас на платформе.
Закончив разговор, Кэл осознает, что не спросил у матери насчет Метеора. Его мучит дурное предчувствие: мать отреагирует на пса плохо. Но Кэл гонит от себя эту мысль – он разрулит все позже.
В десять он вынимает пересушенную лазанью из духовки, кладет себе порцию, но не ест, а лишь ковыряет вилкой. А небо за окном становится еще темней. Кэл слышит за стеной звук телевизора – свидетельство продолжающейся вокруг них жизни.
Он пытается подумать о Марго и… не может. Это больно. Слишком больно. Вместо сестры в голове всплывает Робби. Кэл снова отчетливо видит и горестную муку, и отчаяние в глазах паренька. Как будто для него это единственный способ понять свои собственные эмоции. Кэл не чувствует того же к Кристоферу Лонгакру – ребенку, которым когда-то был. Он испытывает эмпатию лишь к тому потерянному мальчику, что играл в саду, пока его мать умирала, истекая кровью, всего в двух шагах от него.
