Он словно дал ей пощёчину.
– На самом деле, нет. Я ничего плохого не сделала, – возразила она. – И Джейсон тоже.
– То есть ты ручаешься за Джейсона? – спросил мужчина. – За его действия, местонахождение, каждую минуту каждого дня?
– Нет, но…
– Но что?
Теперь он откровенно над ней насмехался.
– Я знаю Джейсона. Он так никогда не поступит.
– Ещё скажи, что он никогда тебя не предаст, – заметил мужчина.
– Конечно! Точно! – охотно подтвердила Нина.
Мужчина вытащил из внутреннего кармана пиджака пластиковую коробочку. Он снова повернулся к двери и крикнул:
– Дежурный?
Через некоторое время появившийся дежурный передал ему сквозь решётку металлическую коробку.
– Видела когда-нибудь магнитофон? – спросил мужчина.
– Нет, – призналась она.
– Это он и есть. С его помощью можно записать на ленту чью-либо речь.
Он поднял пластиковую коробочку, вынутую из кармана, и вставил плёнку.
– А когда запись сделана, её можно слушать, сколько хочешь.
Он нажал на кнопку.
Нина услышала жужжание, потом голос. Лента похрустывала, и слушать было тяжеловато, как телевизор при снижении напряжения в сети. Но голос узнала, голос Джейсона. Она наклонилась вперёд, словно он сам был здесь и она могла броситься в его объятия.
«И Нина мне сказала: «Видел рекламу по телевизору? О третьих детях и как за ними охотится демографический надзор? Наверняка хорошо заплатят, если кого-нибудь выдать». А я говорю: «Не знаю я третьих детей». А она засмеялась и добавила: «Ну так что? Притворись, и можно сдать, кого хочешь. И получим награду». А я сказал: «Но это же ложь! Так нельзя! Нет, ни за что!» Но потом она меня уговорила… девчонки, они умеют».
Нина протянула руку и, схватив магнитофон, изо всех сил запустила им в противоположную стену. Ударившись о стенку, он треснул, и лента выпала на пол. Нина пыталась до неё дотянуться, чтобы порвать.
Но мужчина оказался проворнее: его рука накрыла плёнку, а наручники врезались в руки Нины, удерживая её. Он спрятал плёнку в карман.
– Ну и ну, – сказал он. – Вот это темперамент. – И снова достал записную книжку. – Ну что, мне теперь записать тебя? Расскажешь то же самое, только имена поменяем? «И Джейсон сказал мне: «Наверняка хорошо заплатят, если кого-нибудь выдать…» А я сказала: «Но это же ложь! Так нельзя! Нет, ни за что!»
Он чопорным фальцетом скопировал голос Нины, совсем по-детски.
Нина не ответила. Отвернувшись к стене, она плакала и не хотела, чтобы он видел её слёзы. В голове промелькнула смутная мысль: «Это не кошмар. Кошмары не бывают такими ужасными».
– Так что, мне принять твоё молчание за знак согласия? – спрашивал мужчина. – Но с чем ты соглашаешься? Хочешь предать этого Джейсона, которого ты хорошо знаешь, таким же образом, как и он тебя? Или всё сказанное им правда, и во всём виновата ты? Что выберешь?
Нина заставила себя на него взглянуть.
– Я никогда не соглашусь ни с чем, что бы вы ни сказали, – горячо ответила она.
– Гм, интересно, – нахмурился мужчина. – А я хотел сделать тебе предложение, которое могло бы спасти тебе жизнь. Но ты, похоже, не в настроении. Так что придётся подождать.
Он встал, и, прихватив с собой стул и кусочки разбитого магнитофона, вышел из камеры. Отвернувшись к стене, Нина тихонько всхлипнула.
Но, дождавшись его ухода, оглянулась и увидела, что он забыл белый, аккуратно сложенный, выглаженный носовой платок. Нина схватила платок, скомкала и хотела запустить им в стену. Но платок не ударился бы с той же силой, как и магнитофон, а плавно опустился бы на пол, будто птица на привычный насест.
