Перевожу взгляд на лижущую мне руки Фелю, и улыбка появляется сама собой. Ну кто бы мог подумать, что я, девочка, выросшая в почти стерильных условиях, не только заведу грязное, по словам мамы, животное, но и позволю собаке себя лизать? Смех, да и только. Понимаю, что это негигиенично, но ничего не могу с собой поделать. Офелии нравится лизать мне руки, лицо и уши. С последними у нее особая любовь. Так она будит меня по утрам. Тяжело вздыхаю, осознавая, что когда-нибудь меня перестанут провожать и встречать с работы и вот так вылизывать, просто потому что Феля рано или поздно умрет. Вопрос только в том, что я буду делать, когда ее не станет. Вероятность получить такое же любящее тебя существо — слишком мала. От того и горько.
Перевожу взгляд на другое существо, развалившееся на противоположном от меня сиденье. Да… это кошка явно чувствует себя хозяйкой. Разлеглась на подстилке так, что занимает половину сиденья. И вид у нее такой, словно она предупреждает меня, чтобы я не рыпалась и сидела тихо. Что я и делаю, откинувшись спиной на сиденье. Сама не поняла, как закрыла глаза и заснула.
Проснулась внезапно от неприятнейшего запаха канализации. Резко открываю глаза и перевожу взгляд на моего соседа. Тот, ни на кого не обращая внимания, чистит… куриные яйца. Откладываю Фелю на подстилку и вдруг замечаю, что за прошедшие полчаса моего сна нам принесли постельное белье. Сосед мой, в отличие от меня, сидит уже на застеленном ложе. Причем с матрасом. А вот, как я его достану с верха — ума не приложу.
— Бушь яичко? — протягивает мне.
— Правильно говорить яйцо, ибо яички — это несколько другое, сами знаете что. И, нет, спасибо, не буду.
— Да и будешь вместо бушь. Ты училка?
— Нет, я не учительница. Приятного аппетита, — как можно доброжелательнее произношу я.
М-да… мне бы поучиться раскрепощенности у этого мужчины. Он, совершенно не стесняясь, кладет яйца на одноразовую тарелку и продолжает раскладывать остальную еду: бутерброды, огурцы, помидоры, курицу. Открывает горошек в банке и следом… коньяк. Наливает напиток в одноразовый стаканчик и выпивает залпом. Супер, он еще и алкоголик. И тут во мне просыпается та самая бабка. Ну нельзя так! Это против правил.
— Распитие алкогольных напитков в поезде — запрещено. Исключение составляет вагон-ресторан. Уберите, пожалуйста, алкоголь, Владимир.
— Нет.
— Если сейчас же не уберете, я обращусь к проводнику, — на мои слова Владимир закрывает глаза и шумно вдыхает, при этом совершенно точно я вижу, как он беззвучно называет меня собакой женского пола. Ну и пусть. Мне не привыкать. Однако, бутылку он все равно не убирает, а наливает очередную порцию коньяка.
Выжидаю я еще несколько секунд, а затем встаю с места и выхожу из купе. Через несколько минут возвращаюсь с проводником. И нет, мне не стыдно. К моему удивлению, мой попутчик даже и не подумал убрать алкоголь. После короткой беседы он выходит из купе вместе с проводником. Возвращается буквально через пару минут донельзя веселым.
А дальше происходит то, чего я уж точно не ожидала. Он начинает раздеваться. Снимает футболку, являя свету свой обнаженный, надо сказать, очень даже привлекательный торс для сорокалетнего мужчины. Да в принципе и без возраста он хорошо сложен. Однако проблема состоит в том, что на футболке дело не закончилось, он начал снимать с себя джинсы. Мамочки, у него еще и голень в татуировках! Какой кошмар, Господи. Только спустя несколько секунд до меня дошло, что он остался в одних носках и трусах.
