Этого хватало – сон на ледяном полу всегда бывал легким и хрупким, как первый тонкий лед на море. Кашель пробивался сквозь него, и спавшая тут же вскакивала на ноги, выбегала из кладовой и продолжала красить.
Каждый раз, когда они, казалось, заканчивали, возникали какие-нибудь претензии: где-то не тот цвет, где-то слишком короткие плинтусы или неподходящая мебель. А каждый раз, когда что-то шло не так, на группу обрушивались новые волны истерики и ярости.
Усталость поглотила Софию. С каждым днем становилось все хуже. Веки казались свинцовыми, а кисть у нее в руке – тяжеленной. Но она, стиснув зубы, продолжала красить…
И вот однажды они вдруг закончили.
Все смотрели друг на друга, удивленные, ошеломленные, почти уверенные в том, что это не может быть правдой, что наверняка осталось что-нибудь еще. Однако после нескольких обходов руководящей группы было установлено, что работа закончена.
Освальда они после той жуткой ночи под дождем не видели ни разу. Теперь его следовало призвать для проверки работы.
Он заставил их ждать два дня. Они чистили и подметали. Передвигали взад и вперед мебель. Полировали дверные ручки, не смея покинуть этаж из боязни, что Освальд внезапно появится.
Придя, он трижды обошел комнаты. В полном молчании. И наконец кивнул.
Ад закончился.
* * *
Освальд устроил им праздник в столовой. Еда, вино, музыка и танцы – будто они попали в новый мир. На праздник пришел и сам Освальд. Разговаривал с персоналом, шутил, смеялся и хлопал людей по спинам.
Увидев Софию, он подошел со своего рода извинениями.
– Я знаю, что ты новенькая. Но иногда необходимо действовать жестко. Ты, наверное, понимаешь это.
– Да, конечно! – весело откликнулась она, надеясь, что Освальд не заметит белую краску, от которой ей не удалось полностью очистить волосы.
Но он взялся за слипшуюся прядь волос возле щеки и провел тыльной стороной пальцев вдоль ее лица до кончика подбородка.
– Надо же, как ты поработала!.. София, замечательно, что ты здесь.
Ее словно пронзило током – от щеки до низа живота. Она, попытавшись принять безразличный вид, пожала плечами. Однако Освальд заметил все – и перед тем, как идти дальше, многозначительно улыбнулся и поднял брови.
София была по-прежнему обессилена от недосыпа и не могла по-настоящему радоваться. Беспрестанно думала о том, что палата пуста и что можно ускользнуть туда, достать ноутбук и послать мейл домой. Дать знать о себе после двухнедельного молчания.
На празднике гремела музыка, но у Софии в голове по-прежнему эхом отдавались звуки ремонта: удары молотка и злобное жужжание электропилы. Она решила незаметно выскочить через входную дверь.
Тут-то она и наскочила на него.
Он, видимо, пришел с улицы, поскольку от него пахнуло холодным осенним воздухом и запахом кожи от его куртки. Глаза у него были в точности такими, как ей помнилось, – веселыми и живыми. Откинутые ветром назад волосы выглядели забавно. В приоткрытом рту виднелась щель между передними зубами.
– Господи, как я рад, что ты здесь! – произнес он и взял ее за руки.
Внезапно София перестала ощущать усталость.
* * *
С тех пор, как я нашел книгу, прошло недели две.
Все это время меня не покидала моя задумка.
Она безумная, головокружительная, но гениальная.
Я покопался и нашел еще доказательства, припрятанные моей кретинкой матерью, которая считает себя чертовски хитрой.
Вот она сидит за кухонным столом и смотрит в окно, надутая и упрямая. Челюсти сжаты намертво, словно она дала вечный обет молчания. Я сажусь на стул напротив нее и заявляю:
