Только не я, тяжело вздохнув, подумал Сэлмен. Нет уж… Я точно не верю никакой религии. Глупо верить в бородатого дяденьку, смеющегося над нами с небес и покрикивающего: «Танцуйте, маленькие поросята! Танцуйте!!!» – хлестая нас кнутом. Закатив глаза, Сэлмен хмуро произнес:
– Бог простит меня, ведь это его работа.
Каменное лицо пастыря налилось гневом. Сэлмен от испуга даже втянул голову в шею.
– Да как ты смеешь оскорблять имя Господа?! – Протрубил священник глубоким басом, грозно вытягивая челюсть при каждом слоге. Это была уже не телепатия, а чистой воды рык. Затем, нежно поцеловав крест, он резким взмахом вонзил его Сэлмену глубоко в ногу. Сэлмена скрутило от острой боли, слезы брызнули из глаз, крики вылетали из легких, как краска, выдавленная из тюбика. Тело, казалось, умоляло не вытаскивать крест из ноги, но ведь он никогда не прислушивался к своему организму, и на этот раз решил так же пренебречь его потребностями, резко вытянув длинную палку из глубин своей плоти. Кровь хлынула фонтаном. На мгновение Сэлмен словно оказался где-то высоко, в безвоздушном пространстве, где звуков не слышно и время замерло. Он чувствовал, что если б мог слышать в этот момент свой крик, его перепонки непременно лопнули бы. Но резкий скрежет выбросил его из бессознательного состояния, вернув в реальность боли. Еще находясь в каком-то тошнотворном трансе, он рефлексивно вонзил окровавленный угол креста глубоко в сердце священника. Тело пастыря рухнуло на пол, как огромный шкаф, вздымая вокруг облака пыли.
– Что вы здесь делаете?! Вам нельзя здесь находиться! – Противный писклявый голосок, звучавший сквозь забитый нос, принадлежал Эдди.
Так-так-так… Хлюпкий девчачий голосок этого маленького поросенка я могу узнать где угодно. Промокший до нитки Эдди стоял позади Сэлмена, держа в руках черный длинный плащ. Он с негодованием бросил плащ к ногам Сэлмена. Длинные полы полностью накрыли медвежонка, и тот, пытаясь выбраться из внезапной ловушки, лишь запутался в тяжелых складках, стукнулся головой о стену и, как подкошенный, упал на землю. Лицо Сэлмена сковала гримаса боли. Эдди заглядывал в его полузакрытые глаза и гнусавил, шмыгая носом:
– Ты плохой человек (шмыг). Эдисон знает, что ты дал свой плащ моей сестре (шмыг-шмыг). Если ей суждено умереть от холода (шмыг), так тому и быть (шмыг). Понятно (шмыг-хлюп)?!
Сэлмен взглянул на свой плащ, на котором уже стоял выбравшийся из-под него Тимми, и представил, как этот гадкий мальчишка вырвал из рук своей слабой маленькой сестренки единственную вещь, которая могла ее согреть, а затем наверняка влепил ей сильнейшую пощечину, за то, что вообще посмела укутаться во что-то теплое. Сэлмен еще не полностью пришел в себя от боли и потери крови и никак не мог сосредоточиться. И даже поняв, что натворил этот мелкий негодяй, осознание дикости произошедшего пришло не сразу. Наконец, собравшись с мыслями, он жестко произнес:
– Как у тебя рука поднялась забрать плащ у своей родной сестры?! Ты, бессовестный невежа! Она ведь может подхватить воспаление легких!
– Чего только не сделаешь ради веры (шмыг), – покачал головой Эдди.
– Т-ты больной, что ли?! Ты понимаешь, что за такое тебя все будут ненавидеть?! – Все больше распалялся Сэлмен, глаза его налились злостью, и он даже уже не помнил о распростертом позади него теле священника. Но резкая боль в ноге вновь заставила его скривиться от боли.
