Читать онлайн Лэйн Санн - Семь. Город потерянных людей

Марьяна бежала вниз по пожарной лестнице. На ходу она пыталась нащупать в кармане зажигалку. На четвертом этаже внимание привлекла висящая на стене записка. Вчера её точно не было. «Перестаньте срать на лестнице! Имейте совесть!». – прочитала про себя она. Последнее было подчеркнуто двуми жирными линиями. Тот кто это писал однозначно был в ярости. Буквы были выведены с таким нажимом, что листок едва не рвался. Сообразив, что если будет стоять на месте чьего-то преступления так долго её могут принять за виновника. Быстро сделав фото записки она преодалела ещё три этажа и распахнула дверь подъезда. Порыв ветра ударил в лицо и старательно уложенные длинные русые волосы с розовым отливом в миг оказались растрёпанными. На севере всегда бушевали сильные ветра. Воздух на улице отдавал разлитым бензином и последним днем лета. У того и другого прослеживается некое, непонятное свойство внушать безысходность и призывать к рефлексии. Говорили, что киты умирают в лужах бензина, а чувство свободы умирало тридцать первого августа.

Марьяна тоскливо вздохнула и убрала растрескавшиеся пряди волос с лица. Завтра она пойдёт в новую школу, самую отвратительную и мерзкую школу в городе. Ей казалось, что лучше было остаться вовсе без аттестата, чем хоть один день проучиться там. Мама с самого детства пугала тем, что если Марьяна будет плохо учится её переведут в восьмую школу и там ее волосами будут мыть туалеты. Это звучало омерзительно и в целом слабо верилось, но страх так и остался. А теперь, вот ирония, имея довольно хорошие оценки, она всё равно там окажется. Эта школа находилась напротив центрального рынка и про тех кто в ней учился говорили «базарные дети». Марьяна очень долго сопротивлялась, но выхода у неё не было. Были ли слузи правдой девушка не знала, но проверять не хотела. В конце июня из гимназии где она училась целых десять лет сообщили, что здание закрывают на капитальный ремонт. Это был тот фактор на который повлиять было невозможно. Здание школы было настолько старым, что его признали аварийным. Не смотря на это, гимназия считалась лучшей. Выпускники показывали самые высокие результаты экзаменов по городу, выигрывали олимпиады. Не то чтобы Марьяна была той кто побеждал, вовсе нет, но ей нравилось что пока она учится там, её приравнивают к тем, кто побеждает. Теперь, учеников распределили по другим школам. Распределяли по месту жительства. Кроме Марьяны больше никто не попал в восьмую, за исключением её одноклассника и соседа по парте Фила. Уже пол года их связывали не только дружеские отношения. Они начали встречаться девятого марта. Марьяне эта дата казалась очень красивой. К тому же она очень гордилась тем, что её отношения длятся уже целых пол года. В шестнадцать это уже срок. То что Фил останется с ней было единственным, что давало надежду на то что последний год будет не слишком ужасным. В любом случае она не обязана общаться с кем-то кроме него. Если всё окажется слишком плохо он её защитит и не даст никому в обиду. Фил не был устрашающе высоким или мускулистым, но он хоккеист, а значит сила в его руках точно имелась.

Марьяна медленно брела к ларьку который был через квартал от её дома. На синем коробке из далека виднелась надпись «Молодость всё прощает», сделаная ей самой ещё в начале лета.

Её губы дернулись в ностальгической улыбке. Девушка несколько раз пробежалась глазами по надписи и ей показалось, что порыв ветра на секунду унес её в тот вечер. Закат, слышно музыку из проезжающей мимо машины, внутри растекаются несколько бутылок гаража, а в руках балончик. Тогда казалось, что лето будет бесконечным, незабываемым. Это был последний вечер когда она общалась с теми, кто несколько лет казался для неё целым миром. С наступлением утра у неё уже не было никого. Это казалось странным – было и нет. Улыбка сползла с лица в момент когда вопоминания разрезали слух. «Какая же ты сука!» – раздалось в голове. «Друзья так не поступают!». «Пошла ты!». Марьяна быстро проморгалась и вдохнула поглубже возвращаясь в реальность. Захотелось закрасить эту надпись и никогда больше её не видеть.

Это было первым предательством в её жизни. Все друзья поверили не ей. Её и ещё двоих парней поймали на краже энергетика. Они умоляли охранников не вызывать полицию, ведь это всего лишь энергетик, но всем было плевать. Она не сказала ни слова. Но ситуацию выставили так, что она свалила кражу на одного из других ребят. Против Марьяны играл и тот факт, что её отец был полковником, а это значило, что он пошёл бы на что угодно лишь бы его дочь не прослыла воровкой. После этого, никто ей не верил, ни единому слову. Никто кроме Фила. Парня поставили на учет, а Марьяну добавили в черный список абсолютно везде. Единственным облегчением от перевода в другую школу было и то, что ей не придётся снова сидеть в одном классе с теми кто больше и за человека то её не считал. Так у нее совсем не осталось друзей.

Марьяна чувствовала своё прожигающее душу одиночество. Она была одинока даже дома. После рождения младшей сестры Миланы, которую Марьяна всей душой возненавидела ещё до появления на свет она чувствовала себя посредственностью. Фоном. Всё, что от неё было нужно это оценки и чтобы не мешала, но это было совсем не про Марьяну. Если первые годы жизни Миланы всё ещё было довольно спокойно и та просто сидела в своей комнате, то теперь она носится по всему дому, кричит, ломает вещи и плачет. Марьяне иногда мерещились эти пронзающие вопли которые будили её с самого утра в выходной. Конечной точкой стало то, что Милана порвала памятные поларойдные фотографии Марьяны которые висели на гирлянде над кроватью. Истерикой Марьяна заставила родителей поставить замок на её дверь и больше в её комнату никто не имел права зайти. Чем старше становилась Марьяна тем больше черного цвета стало появляться в её одежде и комнате. Вместо фотографий на стене теперь красовался тканевый плакат с изображением дьявола, а шторы никогда не открывались. Чем больше мрака становилось на её душе, тем чернее было всё вокруг. Когда вокруг тьма ты не ищешь пустой надежды отыскать свет.

С трудом девушка переключила мысли на рассуждение о том, какая сейчас продавщица и продадут ли сигареты. Если толстая, с кудрявыми короткими волосами проблем быть не должно. Сама она полагала, что должны, ведь она специально нарисовала свои любимые стрелки, чтобы выглядеть старше. Хоть это и работало не всегда, шансов макияж однозначно прибавлял. Тяжело вздохнунув Марьяна наклонилась к небольшому окошку, которое оказалось открытым.

– Здрасте, мальборо голд пожалуйста. – она сразу протянула сто рублей. Как ни странно, это действие увеличивало вероятность того, что паспорт не попросят.

Уставшая старенькая продавщица спустила очки и присмотрелась к девушке. Это тот момент когда сердце на миг замирает. Волнение испарилось в тот момент, когда продавщица потянулась, куда-то вниз и через пару секунд Марьяна уже радостно распоковала пачку и кинула обертку на асфальт.

Звук рассекающих лед лезвий и гремящих клюшек разбавил тупой, гулкий удар об борт. Игроки под номером пятнадцать и тридцать три словно бильярдные шарики впечататлись в ограждение катка и разлетелись в разные стороны.

– Макаров, ты ослеп?! – игрок под номером пятнадцать привстал на одно колено и сорвал с себя шлем.

Красные щеки сильно контрастировали на фоне ярко синих глаз парня. Он зубами ухватился за перчатку и стянув её несколько раз сжал кисть руки. Костяжки неприятно хрустнули, но казалось ничего серьёзного. Тем временем игрок номер тридцать три тоже оклемался и озлобленно крикнул синеглазому в ответ:

– А что я то? Как будто это в моём стиле людей с ног сшибать!

В один момент глаза Фила слились со щеками и он ринулся к парню сжав пострадавшую руку в кулак. Остальные среагировали быстро, однако разняв парней они уже успели несколько раз дать друг другу в лицо.

Раздался продолжительный свисток. Фил с детства знал, что настолько длинный свисток не предзнаменовал ничего хорошего.

– Веринин! Сюда быстро! – крикнул крепкий усатый мужчина и жестом подозвал к себе игрока под номером пятнадцать .

Фил обреченно переглянулся с игроком номер семьдесят один и подъехал к тренеру.

– Это что за мордобойня?! Ты в молодежку вышел и думаешь всё? Можно больше не работать?

Голос тренера всегда казался грубее чем он был на самом деле. Он чеканил каждое слово и из-за этого создавалось впечатление, что Петр Валерьевич ненавидит абсолютно всех.

– Я стараюсь. Макаров сам в меня въехал, я не… – устало пробормотал синеглазый заведомо понимая бессмысленность оправданий.

Тренер резко перебил его недав закончить:

– Филипп, так нельзя! Ты так форму потерял это просто не серьезно!

Тренер всегда был на стороне команды, но и требовал от игроков соответствующего отношения. Не смотря на холод в голосе, он действительно вкладывал все силы и не терпел халатности. А самое главное, он не терпел конфликтов в команде.

– Я востановлюсь. Только первая тренировка же…. – пообещал Фил и сразу же понял что последнее не следовало говорить.

Тренер насупился ещё сильнее показывая свое недовольство.

– У вас семья хоккеистов, – напомнил Петр Валерьевич, так словно Филу удавалось хотя бы на один день это забыть, – Отец сколько денег вбухивает, чтобы в люди тебя вывести, в команду. Ты думаешь Дениса волновало первая тренировка или последняя? Нет! Он брал и делал! Я как сегодня помню, прихожу, он самый первый на лёд выходит и самый последний с него уходит. И сам видишь где он теперь! А ты… – тренер махнул рукой и продолжил чуть тише, – как пингвин пьяный на коньках.

Фил опустил глаза. Его мозгу нехватало кислорода и мысли путались, тем-более после удара об лед. Его сравнивали с братом всегда и везде. Все говорили «Будешь стараться станешь как брат». Хотел ли он этого парень не знал. Да и едва ли это имело значение. Фил был просто должен. Должен и всё.

– Я скажу тебе так, Веринин. Даю тебе два варианта. Либо ты берешь себя в руки, и через два месяца выигрываешь область, либо ты уходишь в запас и высиживаешь свои яйца там.

– Какие яйца? – переспросил Фил.

– Пингвиньи, Веринин, прингвиньи! – тренер снова издал свисток. – Так всё! Свободны все!

Парни гремя клюшками, друг за другом начали выходить со льда. Фил вышел последним и так же последним зашел с раздевалку. Усталость после первой тренировки была неимоверной. Ноги не слушались, а воздуха в легких едва ли хватало. Конечно он понимал, что если два месяца каждый день пить пиво и курить по пол пачки будет туго, но не думал насколько.

– Чо Валерич сказал? – вопросительно кивнул короткостриженый паренек, развязывая шнурки.

Синеглазый плюхнулся на скамью и смахнул рукой капельку пота стекающую по виску:

– Что я идиот.

– Он вообще дикий сегодня! – возмутился уже другой игок разминая пальцы ног. – Мы в том году так не пахали, я ног вообще не чувствую.

– Да ты, Вань, и так особо не пашешь! – устало выдавил из себя улыбку Фил и почувствовал ранку на губе, – Думал никто не заметил как ты круги срезаешь?

По раздевалке пробежал смешок.

– Я вам говорю, ноги отвалятся сейчас! – он указал на ногу, словно все должны были почувствовать его боль, одиним взглядом.

– Страдалец… – пробубнил Фил, приподнялся и хлопнул сокомандника по плечу.