Третта снова фыркнула.
– И что же она означает?
Сэл ответила улыбкой.
– Грубо говоря, «взгляни на меня и трепещи». Что-то в духе: «Вот я здесь». Провозглашение присутствия, слова, которыми даешь всем знать, что ты прибыл. И которыми привлекаешь ее внимание.
Третта наклонилась, упираясь ладонями в стол и сверля Сэл взглядом.
– Чье внимание?
– Той, чей взор стремится обратить на себя всякий скиталец, – произнесла Сэл. – Госпожи Негоц…
Раздался стук. Третта рывком развернулась, сощурившись; она давала четкие указания – во время допроса не беспокоить.
– Войдите, – процедила она сквозь зубы.
Дверь приоткрылась. В камеру заглянуло кроткое усатое лицо, увенчанное редеющей черной шевелюрой, и донесся слабый, почти скулящий голосок:
– Военный губернатор? Я не вовремя?..
– Клерк Вдохновляющий, – отозвалась Третта. – Крайне не вовремя.
– Ой.
Невзирая на сталь в ее голосе, он, шаркая, протиснулся в камеру. Вдохновляющий, годный только на то, чтобы за столом заседать, стоя выглядел еще менее внушительно. Мундир висел на тощем теле, как на вешалке. С длинного носа сползали очки.
– Дело в том, что я здесь с запросом на возвращение оружия. – Вдохновляющий выразительно глянул на ящик с Какофонией. – Ставке не терпится услышать, что оно находится под охраной.
– Охраны надежнее меня нет, – отрезала Третта. – Мы вернем оружие, когда закончим.
– Да. Конечно, военный губернатор. – Вдохновляющий направился было к выходу, но замешкался. И повернулся обратно. – Дело просто в том, что они крайне настойчивы. Мой революционный долг – убедиться, что…
– Все запросы Ставки Командования насчет сего оружия вы можете перенаправлять мне, клерк. И только в случае, если упомянутые запросы доставят лично, вы можете меня побеспокоить вновь. Я понятно выразилась?
Вдохновляющий робко кивнул.
– Д-да, военный губернатор. Прошу прощения, военный губернатор. – Он выскользнул за дверь и прошептал, уже закрывая ее: – Просто… это самое… дайте знать, когда я смогу его забрать.
Раздался щелчок замка. Сэл задержала взгляд на двери, а потом зевнула и снова посмотрела на Третту.
– Вдохновляющий, м-м? – поинтересовалась она. – Вы тут в Революции сами себе имена выбираете? Всегда было любопытно.
– Довольно! – ударила Третта кулаком по столу; ящик грохотнул. Она наклонилась и рявкнула на пленницу, чуть ее не оплевав: – Хватит волынить! Ты сию же минуту расскажешь нам, что произошло с Кэвриком, или, клянусь, я с безграничной радостью помогу тебе узнать, сколько дюймов раскаленной стали может войти в человека.
Сэл моргнула. Она открыла рот, словно хотела уточнить, как же именно можно добыть подобные знания. Однако совершила первый разумный ход за весь день – решив заговорить о другом.
– Между прочим, – произнесла она, – я как раз переходила к этой части истории…
Не знаю, в какой момент я задремала, но, как только услышала его голос, поняла, что вижу сон.
«И над чем ты смеешься?»
Он улыбался одними глазами. Его лицо состояло из углов, острых, идеальных, словно клинок, который он держал на коленях и шлифовал; таким же прямым и жестким было его тело. И пусть, глядя на меня, он пытался казаться суровым, он не мог скрыть смех в глазах.
И я не пыталась скрыть свой смех. В те времена мой смех был звонким, громким, и единственным шрамом на моем лице была улыбка.
Он держал оружие обеими руками, рассматривал, изучал, словно ответ – как и все ответы – лежал на поверхности острой кромки.
