Семь моих смертей - страница 41



Может быть, обитатели аквариума умерли, как и другие животные? Были убиты по чьей-то злой воле? Или просто предпочитают отдыхать на дне?

Я посидела немного, разглядывая лицо сьеры Мараны. Рука не болела, лекарь своё дело знал, но голова вдруг закружилась, а во рту пересохло, и в то же время язык и дёсны неприятно защипало. Кругом были деревья и камень, обычно в таком окружении у меня не появляется никаких дискомфортных ощущений, а сейчас я чувствовала себя так, словно проглотила с десяток медных монет. Впрочем, у меди вкус другой, куда более привычный и не такой едкий...

Незнакомое ощущение.

Я провела языком по дёснам – мне казалось, что я вот-вот нащупаю кровоточащие язвочки. Покосилась на застывшую Фрею – не чувствует ли она нечто подобное? Может быть, так и ощущается "недовольство древесных духов"? Что-то тяжело плеснуло, чёрный хвост или плавник ударил по водной поверхности, я успела заметить обтекаемые очертания тела рыбины размером примерно с две моих ладони.

Я кивнула Фрее, и она торопливо достала заранее припасённую булку. Секунду я колебалась, а потом раскрошила пористую золотистую мякоть в ладони и стряхнула в воду.

Несколько мгновений тишины – и вода забурлила, будто закипев, так, что я соскочила с бортика. Что ж, рыбы были живы, и с их аппетитом как минимум всё в порядке. Здоровенные, иные с мою руку длиной… А ведь я люблю рыбу, но не ела рыбных блюд с тех пор, как оказалась в заточении у Брука.

Вытерла попавшую на руку каплю и, отчего-то не удержавшись, лизнула. Вода оказалась горько-солёной. Неужели из моря привозят? Должно быть, так, рыба-то морская.

Дёсны защипало сильнее.

- В конюшни, сьера? – Фрея нарушила тишину, и у меня не было причин возражать ей. Конюшни и поле для объезда лошадей и прогулок, в частности, выгула сьеры регентши, находились севернее Королевского сада. Внутри оказалось тепло, как во дворце, горячника не пожалели.

Только в конюшне, оглаживая бок смирной лошадки, которая посмотрела на меня без особой симпатии – уж ей-то явно было известно, что перед ней фальшивка, хотя для протеста коняжке не хватило норова – я поняла, что едкий привкус и сухость во рту пропали без следа.

***

День длился медленно и неспешно, и я саму себя ощущала холодной рыбой в тёмной солёной воде. Ко времени обеда не было аппетита, ко времени дневного сна я не устала нисколько, на вышивку даже смотреть уже не хотелось, а книги были скучные и непонятные – или только казались мне таковыми? Не дождавшись конца «дневного отдыха», единственным плюсом которого было то, что фрейлины с почтительным поклоном удалились, я встала, самостоятельно стянула сорочку для сна, торопливо надела нижнюю рубашку и нижнюю юбку, влезла в заранее приготовленное дневное зелёное платье – цвет нарядов становился всё более насыщенным к вечеру – и вдруг поняла, что не дотягиваюсь до крошечных пуговиц на спине. Кто придумывал наряды этим знатным сьерам, почему они настолько беспомощны в обслуживании себя?!

Я всё ещё злилась на неудобные застёжки, когда протяжно скрипнула открывающаяся дверь.

- Помоги, – коротко приказала, откидывая со спины чуть спутавшиеся волосы, и кончики прохладных уверенных пальцев почти сразу же коснулись спины, ловко застёгивая маленькие костяные кругляшки. А потом медленно, чувственно провели по обнажённой шее, и я резко обернулась, одновременно отступая.