Семь сестер. Сестра луны - страница 82

– Зато тебе нравится другое, да? – Он широко оскалился и, сбросив брюки, уронил их прямо на пол. Потом нырнул к ней под одеяло, связанное из разноцветных ниток. Она вязала это одеяло целый месяц.

Где-то через час Мария задремала: сказались усталость и напряжение последних нескольких дней. Сквозь сон она услышала, как Хозе поднялся с кровати и стал одеваться.

– Ты куда?

– Я кое-что забыл. Ты спи, mi amor, я скоро буду.

Однако когда Мария проснулась на рассвете следующего утра, мужа рядом с ней не было. Хозе так и не вернулся домой.

Мария подавила тяжелый вздох, направившись в отхожее место, общее для всех деревенских жителей; от него разило густым зловонием далеко вокруг. Если восемнадцать лет тому назад она еще по своей девичьей наивности верила в то, что Хозе любит ее так же сильно, как она его, то теперь все эти романтические иллюзии уже давным-давно развеялись. Наверное, думала она с горечью, Хозе все правильно рассчитал, понимая, что такой брак выгоден ему со всех сторон. Ее родители достаточно состоятельные люди; у них нашлись деньги, чтобы заплатить за новую пещеру для молодых, расположенную, правда, гораздо выше в горах. Собственное жилье стало свадебным подарком дочери, плюс еще дорогой набор железных кастрюль и другой кухонной утвари.

Их первое дитя, которое она родила на восьмом месяце, так приказала ей говорить всем ее мать, прожил всего лишь шесть недель. Вторая и третья беременности закончились выкидышами на втором месяце. Лишь с четвертой попытки на свет появился Эдуардо, и Мария с головой ушла в новые для себя материнские заботы. Наконец-то она может сидеть и обсуждать наравне с другими взрослыми женщинами всяческие снадобья от колик, лихорадки и диареи. Диарея, подобно чуме, свирепствовала и среди молодых, и среди старых жителей Сакромонте, особенно с наступлением дождей в зимнюю пору, когда все дорожки и тропинки вокруг превращались в сплошное грязное месиво, а выгребные ямы переполнялись водой, и зловонные потоки выливались наружу. С появлением ребенка Марию перестало волновать, что Хозе редко бывает дома. Или что в железной банке, которую они прячут в деревянном шкафчике прямо за образом Девы Марии, нет ни единой песеты. Радовало лишь то, что отец пообещал Марии взять Эдуардо, когда тот немного подрастет, к себе в кузню. Да и Паола всегда отсыпала им достаточно овощей, чтобы мать и младенец не умерли с голоду.

– Больше я ничего не могу дать тебе, – всякий раз говорила при этом Паола дочери. – Эта крыса, твой муж, он ведь тут же спустит на выпивку любые деньги, которые я дам тебе.

На обратном пути из уборной Мария даже улыбнулась, представив своего старшего сына Эдуардо. Хороший он мальчик. Вот сейчас трудится в кузнице наравне со своим дедом, а ведь ему только шестнадцать лет. А вот два других ее сына… Те, вне всякого сомнения, пошли в отца. У обоих бурлила дурная кровь, случались приступы необузданной ярости, явно унаследованной от пращуров, чистокровных цыган. Карлосу было уже почти пятнадцать. Он зарабатывал на жизнь кулачными боями. Правда, он всячески отрицал свое участие в подобных схватках. Но от зоркого материнского глаза не ускользало то, в каком виде он являлся домой рано поутру, с разбитым в кровь лицом, все тело в синяках. Филипе исполнилось тринадцать лет. Он с детства рос болезненным ребенком, поэтому ему всегда доставалось все самое вкусненькое. Но на него дурно влиял Карлос, которого он обожал. Филипе был способным гитаристом, и отец возлагал на него большие надежды, но вместо того, чтобы совершенствовать и развивать свой талант, парень слепо следовал за Карлосом повсюду, покорный, словно ягненок, по-ребячьи желая лишь одного: всемерно угодить своему любимому братцу и выслужиться перед ним. Мария вернулась в пещеру и мысли ее сами собой перекочевали на младшенькую, маленькую Лусию, с которой она, как мать, тоже связывала очень большие надежды, когда наконец забеременела ею после трех бесплодных лет.