– Ваша мама уже вызвала адвоката, – продолжал полицейский. – Так что вы можете помолчать до его приезда. А можете мне помочь.
Меня пробил озноб. Что-то не так… Уже второй раз меня вызывают в участок по убийству. Что-то явно не так. Со мной? С миром вокруг меня?
– Я не убивала, – дрожащим голосом произнесла я. – Я не убивала его.
Да подними ты глаза! Чего уставилась на столешницу? Подними глаза на него, взгляни ему в лицо, скажи правду: я не убивала. Почему ты прячешься, словно преступница?
– Как вы объясните, что в руках у убитого обнаружены ваши волосы?
– Не знаю, – прошептала я.
– Ваше алиби с одиннадцати до часу ночи?
– Я спала.
– Кто может подтвердить его?
– Я могу, – подала голос из угла мама. – В двенадцатом часу я заходила к Алине. Она спала.
Голос у нее уверенный и четкий. Они ни слова не сказала о том, что лунатила в эту ночь и до смерти меня напугала.
– Вот как… хм, – полицейский помедлил, и я осмелилась поднять на него глаза. Над бровями у него пролегла морщина. – А кто-нибудь еще может подтвердить ваше местонахождение в этот временной отрезок?
Глаза, как у белки – цепкие и острые.
– Не знаю, – вздохнула я. – Наверное, нет.
Как назло, в это время я ни с кем не переписывалась, хотя порой могу до двенадцати ночи зависать в соцсетях. А вчера уже спала в половине одиннадцатого.
Я почувствовала, как меня начинает трясти. Я – главная подозреваемая в убийстве. В убийстве
– Я не убивала, – повторила я и услышала свой голос, как сквозь слой ваты. – Никого и никогда.
– Ваши отпечатки найдены на двери комнаты Григория, – продолжил полицейский. – Как вы попали в квартиру, не взломав дверь? Он вам открыл?
– Подождите… – я перевела дух и задала самый глупый вопрос, какой могла задать. – Вы уверены, что это мои отпечатки?
– Ну конечно, Алина, – полицейский посмотрел на меня, как на дурочку. – Мы все проверили.
Да как такое возможно? Отпечатки пальцев… и мои волосы… как такое возможно? Я не ходила к Колобку! Я даже не в курсе, где он живет!
– В каких отношениях вы были с Григорием?
– Да в никаких! – выдохнула я. – Мы почти не общались.
– Однако в последние дни он вас дразнил, – заметил полицейский. – Вы даже угрожали ему.
В памяти что-то шевельнулось. Они что, вот так мою невинную фразу «тебе жить надоело» перевернули?
– По заверениям его друзей, вы не очень-то ладили. А мы, проверив его телефон и ноутбук, сошлись во мнении, что Григорий был одержим вами. Точнее говоря, неприязнью к вам.
– Но я не убивала его, – повторила я. Мне казалось, скажи я это миллион раз, и меня перестанут подозревать.
– Прошу вас, Алексей Иванович, – мама вышла из тени. – Могу поручиться, что моя дочь никогда бы не совершила такого преступления. Кому, как не мне, знать это?
Голос ее едва заметно дрожал, в нем слышались слезы, но мама держалась молодцом. Я даже представить не могла, каково это – оказаться на ее месте, на месте женщины, чья дочь подозревается в двух убийствах.
– Пока что все факты указывают на противоположную ситуацию, – гнул свою линию полицейский по имени Алексей Иванович.
Что-то пиликнуло. Алексей Иванович взглянул на часы, извинился, как будто присутствовал на какой-то деловой встрече, и вышел. Мы с мамой остались одни, а я подумала, не уловка ли это.
– Мам, я не убивала, – повторила я снова. – Я… вы не так меня воспитали.
– Конечно, Алиночка, я знаю.
Знает… интересно, как долго она будет уверена в этом? А что, если…
