На самом деле живот у меня заболел, можно сказать, неспроста. За эти годы школа успела мне просто смертельно надоесть. Ни мои одноклассники, и ни любимые учителя, хоть их было не так уж и много. А сама атмосфера глубокой провинциальной «совковости». И мне просто невмоготу было в ней находиться.
Так наше тело оказывается иногда умнее нашего сознания.
Скрючившись, сидел я в углу своего уже бывшего класса и смотрел, как ребята разворачивают столы, столько лет служивших нам партами, для того, чтобы сослужить нам последнюю службу, превратившись в праздничный стол. Девушки накрыли этот стол белыми скатертями и начали расставлять тарелки с закусками и фужеры для шампанского. Боль в животе и не думала униматься, поэтому я незаметно вышел из класса и через силу поплелся домой. Был поздний вечер, и все мои уже спали. Стараясь не шуметь, я открыл дверь, прошел в свою комнату, разделся и лег в постель.
Удивительное дело, боль, не оставлявшая меня ни на минуту, тотчас прошла. Я еще успел подумать о странном характере этой боли и тут же уснул. Наутро я проснулся, как ни в чем не бывало, сбегал на зарядку и уселся за книги. После обеда отправился к приятелям узнать, как прошел выпускной. Никаких происшествий не было, хотя все гуляли до утра.
Новый, 1966 год, был последним, который я встречал в родительском доме.
В первых числах января я на несколько дней поехал в Москву.
Здесь жил мой двоюродный дед по материнской линии со своей женой. Они меня приветливо встретили, удивившись какой я оказался большой, и совершенно черноволосый, значительно темнее отца и матери.
Для меня составили культурную программу с посещением оперы в Кремлевском дворце и Третьяковской галереи.
Пожалуй, здесь самое время рассказать об этих, действительно, незаурядных людях.
Мой двоюродный дед, родной брат моей бабушки, Скачко Константин Артемович, уже к тридцати годам был довольно большим начальником: управляющим шахтами в Донбассе.
Еще в начале тридцатых годов был репрессирован по одному из громких дел, имеющих якобы уголовную, а на самом деле политическую основу.
Он отбывал заключение в одном из лагерей Гулага в Западной Сибири: пилил вековые деревья и заработал язву желудка.
Его жена отказалась от него, как от врага народа, и он до конца жизни не простил ни ее, ни дочь, которая, была совершенно не виновата.
Во время войны условия заключения ему изменили и послали руководить производством на одном из химических заводов Урала, где в это время работала молодая ученая Карькина Валерия Ивановна.
Здесь между ними свершилось некое таинство, которое оказалось любовью на всю жизнь.
Валерия Ивановна успешно завершила работу по внедрению технологии непрерывного разлива пороха, за что в составе небольшой группы получила Сталинскую премию.
А Константина Артемовича снова отправили на лесоповал, где он чуть не умер после тяжелой операции.
Через несколько лет, уже после смерти Сталина, дед был реабилитирован. И все эти годы Валерия Ивановна ждала, чтобы после освобождения Скачко, выйти за него замуж.
Валерия Ивановна преподавала в Менделеевском институте, и жили они поблизости от места ее работы на Миусской улице в двухкомнатной кооперативной квартире. Константин Артемович не работал, находился на пенсии, но всегда был занят многочисленными делами, которые он выполнял с редкой пунктуальностью и аккуратностью.
