Настя вышла в огород и огляделась из-под руки. Сначала она никого не увидела, а потом заметила материну белую косынку за кустами смородины и пошла туда. Она двигалась бесшумно, совсем не собираясь подкрадываться и подслушивать, но, услышав голос сестры, замерла. Мать и Ольга разговаривали очень тихо, Насте стало интересно.
– Олюшка, – сказала мать почти шепотом, – так что там у вас с Антошей-то? Говорят, приехал он, а что-то все еще не зашел.
– Мам, – слышно было, что Ольга улыбалась, – придет он, устал наверно. Мы созванивались с ним вчера.
– Ну так что он, свататься не собирается? Учиться закончил, пора работу искать, да и жену.
– Мам, ну ты прям как бабулька, – засмеялась Ольга, – свататься, жену искать… мы хотели сначала так пожить, привыкнуть друг к другу.
– Да сколько ж можно привыкать, – ахнула мать, – уже шесть лет привыкаете! У Иринки вон, уже дитю пятый год, а вы все привыкаете!
– Мы никуда не торопимся, нам хорошо вместе, – все так же спокойно произнесла Ольга, – вот Антоша устроится, квартиру снимет и будем думать о совместной жизни.
– Доченька, – мать никак не могла успокоиться, – как-то не по-людски это, вместе жить не поженившись. А если детки пойдут? Нехорошо это, – она покачала головой.
– Мамуленька, все будет хорошо, вот увидишь! – Ольга успокаивающе погладила мать по плечу.
Настя смотрела из-за куста, как общаются два ее родных человека, и ей было завидно, потому что с ней мать никогда таких задушевных бесед не вела. Нет, конечно, она ее жалела, когда она, маленькая, болела бесконечными простудами, она помогала с уроками, учила домашнему хозяйству и уходу за собой. Особенно много времени занимало плетение кос на длинных Настиных волосах, мама тщательно прочесывала спутанные пряди, перебирала их, приговаривая «расти коса до пояса, не вырони ни волоса», заплетала в две тугие косы и закрепляла бантами. Она называла младшую дочку красавицей, целовала ее в макушку, и отпускала замучившуюся долгим сидением Настю с ласковым шлепком. Но вот так, по душам, она не говорила с ней никогда. А с Ольгой они часто о чем-то беседовали, тихо хихикали, а когда кто-то подходил, сразу замолкали. Из-за этого создавалось впечатление, что у них есть какая-то тайна. Эта зависть сжигала Настю, ей тоже хотелось сидеть рядом с мамой и Ольгой, сматывать шерстяные нитки в клубок или вязать из этой шерсти носки, кстати, вязала она замечательно, или чистить свежесобранные грибы, сетуя на то, что пальцы потом будут черные, и разговаривать и хихикать вместе с ними. Но они ее не звали, а сама она из-за своей гордости не подходила, и оставалось только злиться и молчать. Вот и сейчас, глядя на этих двоих, в ней зрело раздражение и хотелось ворваться и крикнуть «ага, попались!». Но Настя сдержалась, специально шумно прошла вокруг кустов, размахивая пустым пятилитровым ведром. Мать и Ольга, по своему обыкновению замолчали, Ольга начала быстро срывать крупную смородину и бросать ее в почти наполненное доверху ведро, а мама встала с кряхтением и стала разминать затекшие колени.
– Ну наконец-то, – проговорила Ольга, – мы уж думали ты никогда не придешь.
– Не доставлю тебе такого удовольствия, – парировала ее Настя с села на материно место. Она начала ловко обрывать ветки, быстро-быстро наполняя свое ведерко. Хотя она не очень любила домашнее хозяйство, но делала все быстро и аккуратно, предпочитая поскорее разделаться с этим и забыть. Этот принцип она соблюдала и в жизни, стараясь не останавливаться на неприятных моментах, а побыстрее прожить этот эпизод и идти дальше.
