Я заметил величественные белые сосны с длинными голубовато-зелеными иголками, американские лиственницы с шишками и осинообразные тополя, чьи плоские листья трещали на горячем ветру.
– Это север Соединенных Штатов, восточнее Миссисипи, – сказал я. – Будь это Канада, деревья были бы здоровее.
Мерл прислушался к крикам и песням птиц.
– Точно. Граклы и каролинские гаички. – Он пожал плечами. – Это не значит, что мы в Каролине. Они сильно сместились из-за жары.
Паула посмотрела на облака.
– Грозовые тучи. Надо озаботиться укрытием.
Постепенно мы определились точнее и поняли, что это Висконсин, еще до того, как наткнулись на пару индианок-меномини, собиравших лозу для корзин. Совет племени поддерживал наш проект и разрешил нам провести два месяца в лесу их резервации, пытаясь выживать, так что женщины извинялись за то, что нарушили наше уединение. Однако перед уходом они посоветовали нам мазать кожу золой с жиром, чтобы отгонять тучи комаров – этот совет пришелся очень кстати.
В остальном выживание трудностей не представляло: мы уже знали об окружающей среде очень многое. Олени, например, были съедобны. Эта репетиция только усилила нашу решимость: мы наблюдали катастрофическое состояние леса, несмотря на заботу меномини. Глобальное потепление превращало лес в прерию. Вокруг нас деревья умирали от жары, жажды и болезней, обрушивая всю экологию. Флора и фауна не просто мигрировали на север. Катастрофа шла одновременно слишком быстро и слишком медленно. На юго-западе Висконсина обожаемые Альдо Леопольдом «Песчаные округа» превращались в песчаные дюны, а многие виды животных прерии вымирали. Леса на северо-востоке Висконсина еще не успели превратиться в прерию, чтобы их принять, так что к тому времени, как леса наконец станут степью, не останется тех видов, которые смогут там поселиться.
Я познакомился с Ури в лесу меномини. Тогда его английский был еще хуже. Для нас обоих английский был вторым языком, однако колонии предстояло стать строго одноязычной. Мы были намерены избежать споров о языке, которые так отравляли значительную часть Земли.
– Конечно, я вызвался в армию, – сказал он. – Работал за еду. Как сейчас, но еда хуже.
Мы стояли по колено в болоте, собирая пыльцу рогоза, которую можно было использовать вместо муки для оладий. На самом деле все восемнадцатилетние в России обязаны были служить в армии. Он был снайпером.
Он наклонял верхушку рогоза и стучал по ней, а я держал ниже миску, чтобы ловить падающую желтую пыльцу.
– Винтовка не древность. Запас, чтобы применить, если хайтек забьют. И очень забавно. Мой отряд давал представления как цирк, даже с конями, и тогда я решил войти в этот проект, когда служба кончится. Видел слишком много мать-Россию в поездках и шоу. Ее насилуют. Невыносимо оставаться и смотреть.
Это можно было сказать про любой район Земли: экологическая катастрофа, которую нам всем хотелось бы исправить, – но можно было только попытаться начать жизнь заново где-то в другом месте.
– Интересно, останутся ли на Земле люди в тот момент, когда мы окажемся на Мире, – сказала Вера как-то вечером после ужина, когда мы занимались тем множеством дел, которые требовались для выживания.
Выживать оказалось труднее, чем мы ожидали, – но и радостнее.
– Жители этой планеты не достойны того, чтобы выжить, – заявил Брайен, мастеря рыболовные крючки из проволоки.
