Семиозис - страница 43

– Здесь? – спросил я, ласково поглаживая ее позвоночник.

Она провыла что-то, что я принял за «да». Я посмотрел на старого медика, Бласа.

– Вероятно, просто голова плода давит на позвоночник, ничего опасного, – сказал он. – Все нормально.

К его немалому облегчению.

Я начал растирать место над этими чудесными крутыми бедрами, и мои ладони заскользили по потной коже.

– Здесь?

– Не останавливайся! – попросила она.

– Скоро, малыш скоро появится, скоро, скоро, – ворковал я. – Ты возьмешь его на руки, скоро, скоро.

Просто расслабься, расслабься. Индира была не из тех, кто расслабляется…

Но фиппольвицы обычно именно такие, так что несколько месяцев назад, когда я услышал мяуканье Глины – усталое и безнадежное, – я хотел было бежать, потому что догадался, в чем проблема, но не захотел ее спугнуть. Мы держали стадо из дюжины взрослых львов и их котят чуть выше по течению, чтобы валить сосны на дрова и ради расчистки новых полей, и я шел на вечернюю проверку, потому что я тот парень, который отвечает за животных. Люди больше всего боятся передних когтей льва – и это правильно, потому что это стремительные косы, но, когда львы выкапывают корни, эти когти выполняют только второстепенную работу. Задние когти в длину не больше ваших пальцев, зато они обитают на концах мощных скачковых лап. Лев одним ударом может вырвать вам кишки и перебросить вас через купол дома. А с чуть боˊльшим усилием он может сшибить дерево.

Глина лежала на боку, свернувшись и дергаясь в гнезде из бревен и листвы. У львов мозгов не столько, чтобы им требовалась большая голова, так что роды должны быть легкими – и обычно мы с крупными фиппами держимся на почтительном расстоянии друг от друга. Остальное стадо в тот вечер тоже держалось от нее на почтительном расстоянии. А я, идиот, подошел поближе, подражая их воркующей болтовне:

– В чем дело, Глина? В чем проблема, лапочка? Дай я посмотрю, я тебе плохо не сделаю, расслабься, расслабься.

Я тронул ее когти так, как они это делают в знак приветствия, и ворковал, и гладил ее длинную шерсть, и дал обнюхать мне лицо. Ее цепкие губы свернулись от боли при схватке, глаза моргали измученно и слабо, и она снова мяукнула – ужасный выдох, совсем не характерный для здорового льва. Она крепко прижимала задние лапы к груди, а шерсть намокла от крови и околоплодных вод.

– Не тревожься, Глина, все у нас хорошо. Дай я посмотрю, дай посмотрю. Я толкнул ее лапы, и она чуть раскрылась. – Расслабься, расслабься.

Ручка, покрытая слипшимся светлым мехом, торчала из щели прямо под ее грудиной: три пальчика с жемчужными кончиками, готовыми вырасти в когти. Львята должны рождаться головой вперед, как люди. Дело было плохо. Я коснулся ручки. Пальцы дернулись. Может, шанс есть. Я погладил живот, пытаясь прощупать положение котенка. Когти мамочки начали гладить мне спину – очень нежно, просто отвечая. Котенок лежал не полностью поперек, насколько я понял, – если только не принял напрягшуюся мышцу живота за его головенку (вполне может быть), но раскрытие было полным и, может быть – может быть, – мне удастся извлечь малыша.

Самец-вожак, Копатель, на краю вырубки заворчал и царапнул когтями землю, наблюдая за мной.

Я потер чуть сильнее, и ее когти зацепили воротник моей куртки и начали его рвать.

– Расслабься, расслабься, если тебе так лучше, то рви, сколько хочешь. – Я стоял рядом с ней на коленях, в досягаемости задней лапы. – Не напрягайся, лапочка. – Я чуть потянул ручку и потер снаружи, пытаясь провести голову мимо горба, но у меня не получилось. Я почти смог, и у нее и пошла потуга, но мы ничего не добились, разве что малышу стало еще тяжелее. Глина всхлипнула так, что у меня сердце сжалось.