Семиведьмие. Бронзовый котел - страница 18

Ничем ее не взять, кроме этого клинка!

Старуха металась, как залетевшая в дом сова, перед огнем очага, размахивая руками и сверкая глазами – и голос ее то взмывал вверх, как коршун под облака, то падал до шипящего ужом в траве шепота.

– Тяжело будет найти траву, непросто запомнить, какое заклинание поет Синецветная – без него, хоть весь луг выкоси, не отомкнет и скотной калитки эта трава, и еще тяжелее – сыскать дорогу к той самой вершине, где в злом полоне томится олень-король. Укрывать станет ведьма пути, путать тропы – но упрямое сердце да отыщет дорогу и не убоится тяжкой дороги наверх, по скалам, где только горные козы вольготно скачут.

Сумеет и злых псов победить – золотой клинок, коим траву добывать потребно, и против зверя справен, коли не робеть… клинок этот – второй ключ к свободе, и без него, как и без разрыв-травы, делать там нечего будет. Не думай, что довольно будет просто травяным пучком помахать потом да разрывные слова сказать – цепь-то падет, да только вот…

Старуха выцепила из печи уголек, покатала в ладони, остужая – и принялась размашисто чертить прямо на стене, приговаривая:

– Собаки Ангарвы не просто стерегут оленя. Кидаются они на заколдованного без устали, клацают страшными зубищами, рвут в клочья блестящую черную шкуру каждый день – а за ночь заживают нанесенные ими раны, и все начинается заново. И чем больше мучают его псы, тем меньше остается в черном олене от короля, тем больше он забывает, кто он есть, и рано или поздно станет он просто зверем, и тогда загрызут его собаки совсем.

Вторя словам, бегут по серой стене линии рисунка – оскаленные песьи морды, вставший на дыбы олень, стремительная мощь в едином рывке. Старуха поворотилась к замершей девушке и сверкнула круглыми желтыми глазищами, точно молния в них отразилась:

– Не узнает он спасителя своего, за еще одного врага примет – и кинется, насмерть стараясь сразить. Острые копыта, что бронзовый клинок, еще острее рога, а боли и отчаяния – выше горного пика! Тебе придется сразиться с ним. И победить – иначе не одолеть злых чар. Свой золотой клинок вгонишь прямо в сердце оленя, вот сюда, – старухин кривой палец ткнулся в рисунок, под поднятое копыто нарисованного зверя. – Ибо чары ведьмины клеткой вокруг него сомкнулись. Клинок, что режет даже разрыв-траву, клинок, заклятый три дня и три ночи, сможет их одолеть. Рухнут чары, и, если ты в самом деле его крепко любишь, муж твой встанет, жив, цел и невредим, и свободен от любого колдовства.

– Но если он умрет? Ведь олень – это ж он сам и есть!

– Если умрет – значит, недостаточно ты его любила, – отрезала старуха мрачно. – Ну так что, возьмешься за это страшное и непростое дело?

– Где взять золотой клинок можно, о котором говорила ты, почтенная?

Старуха каркающее рассмеялась:

– Отчаянная! А есть у меня он, есть! От Ангарвы и прятала, и все молила сокрытых, чтоб не стал никогда потребен он, но что уж делать… сама в пряже напутала, сама и разбирай теперь! Клинок этот я тебе дам, и тропку отсюда покажу поутру – но помни, что второй раз ошибиться или отступить права у тебя нету! Повернешь назад, отступишься, замешкаешь – не видать тебе мужа твоего! А королевство его все Ангарве достанется. Иль не поняла еще – все те карлики да карлицы, да звери разумные – то все люди под чарами ее злобными.