– Спорят, – пояснил Дмитрий, без стука входя в комнату и ставя на стол рядом с креслом поднос с едой. – Ты Павлу понравилась, вот только если мы тебя спрячем, то тут же подпишем себе приговор.
– Неужели нет никакого шанса?
– Быстрее бегать надо было, – сквозь зубы выдавил он. – Хотя рано или поздно всё равно бы поймали. И, если вздумаешь повторить попытку, учти, что после побега тебя придётся всё время держать связанной, – почти в точности повторил он фразу Эрика. – Оно тебе надо?
– Нет, – похоронно признала я и снова отвернулась к окну. Голова до сих пор гудела после знакомства с рукоятью кинжала. И новой встречи с ней я совершенно не желала. Да и сбежать не могла. Куда я подамся? Разный цвет моих глаз слишком заметен. Притвориться слепой и надеть повязку? Всё равно кто-нибудь догадается, что глаза прячу.
– Тебе в уборную не нужно?
– Нет.
– Тогда я тебя запру. Если понадобится, постучишь, – он вышел и закрыл за собой дверь. А я наконец-то смогла дать волю слезам. Я смотрела в небо и плакала, жалея себя и маму, которую так подставила. Жалела, что не умею молиться, потому что внезапно мне показалось, что боги меня услышат. А когда слёзы пересохли, долго смотрела на заходящее солнце, пока не стала видеть вместо него белое пятно. Теперь закрывать глаза было не так страшно: вместо темноты у меня было своё маленькое солнце.
Засов скрипнул, дверь отворилась и в комнату вошёл Эрик с моим ужином. Забрав давным-давно остывший обед, смерил меня непонятным взглядом и вышел, перед этим сообщив:
– Поешь, кто знает, чем тебя будут кормить на корабле? Не думаю, что вкусно и сытно. Моряки считают, что раз подобным тебе всё равно умирать, значит тратиться на вас не стоит, хотя корона и оплачивает ваше питание. Но во время плаванья никто не следит, исполняются ли требования. И еще не позволяй себя касаться. Всё-таки ты девушка красивая, ладная. А плыть вам почти месяц.
О чём это он?…
Взяв вилку, склонилась над тарелкой, забыв про прямую спину и манеры. Из меня словно вынули стержень. Я совершенно не чувствовала голода. Медленно пережевала подсоленное слезами мясо, съела варёную картошку с тушёными овощами, выпила весь вишнёвый морс и упала в кровать, поджав ноги. Даже раздеваться и укрываться одеялом не стала. С рассветом мы снова отправились в путь. Через несколько часов дорога стала шире, полоса травы посередине сначала сузилась, а потом и вовсе исчезла.
– Дней через пять будем в Имире, – расслышала я слова одного из караванщиков, обоз которых мы в данный момент обгоняли. – Если ничего по дороге не случится.
– Хорошо бы к воскресной ярмарке поспеть, – вздохнул другой. У него была забавная бородавка на носу и небольшой шрам на челюсти чуть левее подбородка.
– Куда красавицу везёте? – улыбнулся главный торговец. Но потом внимательно посмотрел на меня и переменился в лице. – Бедняжка, – и, достав откуда-то карамельную бабочку на палочке, протянул мне. В его глазах застыли слёзы.
Я с вежливой улыбкой приняла сладость и отвернулась, сдерживая эмоции. Не хватало ещё расплакаться. Вчерашние слёзы не принесли облегчения, так зачем их снова лить? От этого лучше не станет. Мужчины в повозке замолчали и о чём-то задумались. А потом один из них молвил:
– Держись и сражайся до последнего.
Обоз остался позади. Эрик торопился попасть в маленький городок Ладный, после ночёвки в котором, мы доберёмся до Имира за два с половиной дня.
