– Товарищи, торжественно начал он. – С этого дня мы будем заниматься не чем ни будь, а кое чем, и это выведет нас из создавшегося тупика.
Старшие отделений почтили минутой молчания эту пламенную речь.
– Можно уточнить? Заниматься кое чем – это как? – робко спросил один из собравшихся.
– Об этом я расскажу завтра в это же в это же время. А сейчас всех прошу на свои рабочие места.
Когда кабинет опустел Хома облегченно вздохнул, и упал в кресло.
– Елена Ивановна узнайте, когда меня сможет принять директор НИИ. – отдал он распоряжение секретарю, а сам, подражая Цезарю, стал делать сразу три дела: что–то искать в компьютере, просматривать бумаги, и писать докладную записку. К своему удивлению перед самым обедом все было закончено.
В столовой на него смотрели так как жители острова Чики – Пуки на куклу Барби. Несколько раз подавившись под этими пристальными взглядами Хомячков понял, что теперь порадовать себя рисовой кашкой с тефтелькой он уже не сможет. Поблагодарив в душе всех за предоставленную ему язву желудка, он вернулся в кабинет. Через полчаса к нему заглянула секретарша: – «Если Вы готовы, то директор ждет».
Собрав бумаги и всю свою храбрость Хомячков двинулся к тому, кого никогда не видел. Всю дорогу с пятого до двенадцатого этажа он пытался убедить себя в том, что начальство не зверь, но сердце отказывалось ему верить, и делало попытки убежать. Людоедская улыбка молоденькой секретарши храбрости не прибавила.
– Здравствуйте Хома Хряпович, – обрадовался директор. – Очень приятно, что Вы в свой первый рабочий день попросились ко мне на прием.
– Сегодня среда. – поправил его Хомячков.
– И что? – не понял директор.
– Среда – третий рабочий день.
Директор внимательно посмотрел на Хому. – И так, что Вы мне намерены предложить?
– Поменять работу.
Вставные зубы директора громко лязгнули, а глаза стали размером с солнцезащитные очки китайского производства.
– Я не ослышался? Вы хотите, чтобы я ушел из НИИ? – просипел он.
– Если надумали, то я возражать не стану, – заверил директора Хомячков. – Но я не об этом. Мне кажется, чтобы наш институт мог и дальше работать нужно чтобы пара – тройка отделов приносила деньги.
На этот раз лязг был по тише, а глаза достигли лишь размеров пенсне.
– И как Вы себе это представляете? – заинтересованно, но несколько скептически, спросил директор.
– Можно чинить компьютеры, печь пирожки, ремонтировать квартиры, – стал загибать пальцы Хома.
– Разводить кого–нибудь. – подхватил его мысль директор.
– Этим пусть ЗАГС занимается, – не согласился Хомячков, но потом подумал и предложил. – А что если кого–нибудь выращивать для продажи?
– Свиней?
– Не обязательно. Можно кроликов на шапки.
– Или хомячков на варежки. – съязвил директор. – Идите к себе. Я подумаю.
«Интересно откуда этот начальник животноводческого отдела свалился на мою голову»? – бросил он мысль в след уходящему Хоме.
Впервые в жизни Хомячков возвращался домой обуреваемый многими думами.
– Дорогая подашь ужин приблизительно через час. Мне еще нужно кое над чем поработать. – бросил он с порога, и поспешил в комнату.
Фраза «Где ты так долго шлялся. Опять автобус перепутал?» – упала прямо у ног Фани едва оторвавшись от её языка. Проводив взглядом озабоченную фигуру мужа, она скрылась в глубине кухни. Через пятнадцать минут, заживо съеденная любопытством, Фаня заглянула в комнату. Хомячков сидел за столом, и что–то писал.
