Семья вдребезги - страница 33



Робб закрыл глаза, потер веки — видно что устал от перелёта, еще и издергался.

— Я сто раз пожалел что прогнал их и Леона ублюдком назвал. Разозлился. Хочешь откровенно? С Виталиной у нас были партнерские отношения. Я решил что пора заводить семью, твоя сестра показалась мне подходящей. Любви мы друг другу не обещали, но верность, уважение — да. И вдруг я понимаю что сына она не от меня родила. Меня это уничтожило.

— Понимаю, — пробормотала по-русски.

— Затем весть о его смерти… я себя буквально ненавидел за то, что выгнал их, уехать позволил! Да плевать мне, чей Леон — растил же его я, имя я выбирал, он учился ходить и ко мне на руки шёл. Мой сын! Мой! И когда я узнал, что он жив, осталось только получить визу, прилететь, и найти его. Потому я здесь.

Робб продолжил рассказывать про международные организации по поиску пропавших людей, про Интерпол, а я не знала что делать.

Неужели у меня отнимут Илью? А если признаться Роббу, может, он так не поступит?

Смогу ли я рискнуть?

18. Глава 18

Робб всё продолжает говорить, а я уже и не понимаю о чём он. Мысленный переводчик сломался, голос мужчины заглушил грохот сердца.

— Подожди, — хрипло попросила по-русски, и тут же исправилась, заговорила на английском: — Робб, стой. Ты хочешь найти Леона, я понимаю. Но… Виталина сказала тебе что мальчика уже усыновили.

— Сказала. Виталина многое говорила. Сначала врала что Леон мёртв, даже документ показала. Затем про детский дом — клялась, что сын там. Деньги требовала за информацию. А как получила нужную сумму, заявила что Леона уже усыновили. Точно я знаю только одно: мой сын жив.

Я с трудом удерживаю спокойное выражение лица. Хочется рвать и метать, истеричный смех рвётся из меня.

Практически на сто процентов уверена что Илюшка и есть Леон, и родила его моя сестра от Данила. Я не могу любить сына меньше из-за этого, любовь давно родилась в моём сердце. Но это очень больное знание: что сын — плод измены.

Бедный Илья. Никому не нужен был этот маленький мальчик, но внезапно понадобился всем. Как Виталина посмела так безжалостно жонглировать судьбой ребёнка?!

— Ты не ответил. А если Леона усыновили хорошие люди? Прости за мою жестокость, Робб, но времени много прошло. Он, наверное, называет этих людей мамой и папой. Любит их, как и они его.

— Даша, тогда и ты прости мою жестокость, но… как бы поступила ты? Вот растишь ты ребёнка, и плевать — твой он по крови, или нет. Считаешь-то ты его своим, сыном зовёшь. А затем у тебя его крадут, буквально хоронят его. Ты винишь себя, ненавидишь… а потом выясняешь что ребёнок жив. Ты бы смогла махнуть рукой: ну жив, и жив, пусть другие его воспитывают. Подумаешь, мне-то он не родной. Ты бы смогла?

Робб пытливо посмотрел мне в глаза, и я тут же отвела взгляд.

— Давай я отвечу на свой же вопрос, — тихо продолжил мой собеседник. — Тебе было бы плевать на этих хороших людей, Даша. Ты бы ринулась искать своего ребёнка, и боролась бы за него.

Я кивнула. Как же он прав!

Такой виноватой себя чувствую, гадкой. Я Илюше не кровная мать, Робб в таком же положении. Я его как никто другой понимаю, но… молчу. Потому что если он отнимет сына — я просто умру.

— Понимаю тебя. Но по документам Леон уже сын других людей… если его, конечно, усыновили.

— Я консультировался по этому вопросу. Леон был украден у меня. Он всё еще мой сын. Закон на моей стороне. А Виталина… прости, Даша, знаю, ты любишь сестру, но она ответит по закону за всё что натворила. Женщине я многое готов простить, но не жестокость к ребёнку.