Семя зла. Хроники затомиса - страница 41

«Интересно, – подумал Андрей, – куда Дурга подевалась, может она, как Рати, уменьшилась и к моему шельту присосалась? Хороша проводница! И главное, все почему-то меня в качестве Савраски норовят использовать: и Тор, и Рати, и Дурга».

Андрей прислушался к себе: нет, присутствия Дурги и Рати не ощущалось, никаких наростов, микромладенцев и посторонних сознаний в своем шельте он не обнаруживал, в том числе и сознания Рама, хотя еще совсем недавно Андрей и сам толком не мог понять, кто он в большей степени, Рам или Андрей. Сейчас, если что постороннее и ощущалось, то это Тор, но он словно бы осуществил компьютерную свертку и своего шельта, и своего сознания-разума-памяти в информопакет, и присутствовал, как некая видимость-барельеф на левом бахреце декоративных доспехов. Так же присутствовало ощущение сознания, но не постороннего а его потенции, как потенциальная энергия, никак себя не проявляя, при соответствующих условиях переходит в проявленную кинетическую. Андрей попытался достучаться в это свернутое сознание – может ему Тор подскажет, что делать дальше – но оно полностью безмолвствовало.

«Ну что ж, – подумал Андрей, – раз все меня покинули, остается только действовать самому, и уж если я стою около ворот, то это должно означать, что в ворота эти необходимо войти. Правда тот факт, что ворота закрыты означает, что это очередное астральное испытание, которое я должен преодолеть, – (ворота действительно были закрыты на огромный, размером с вековой дуб засов, правда форма этого засова была весьма своеобразна… но об этом чуть позже). – В земных условиях, конечно, сдвинуть такой засов в одиночку совершенно невозможно, но в астрале, думаю, у меня на это изыщутся возможности. Что же мне этот засов напоминает»?

Андрей подошел поближе и его подозрения оправдались, а гигантские ворота, подробности которых доселе были скрыты расстоянием и сумраком лунной ночи, предстали во всем своем изысканном безобразии. А впрочем, если бы он более внимательно слушал Дургу, то нечто подобное и должен был предположить. Кстати, на небе действительно ярко светила полная луна, которую он никогда прежде в астрале не видел. При более внимательном взгляде можно было рассмотреть, что из пространства, сокрытого стеной и дверью, к луне поднимаются в высь какие-то испарения, и было заметно, что они словно бы достигают самой луны (чего невозможно в условиях физического космоса) и вступают в пределы ее ореола. При этом луна, окуриваемая этими эманациями, истекает каплями серебристого бальзама, который, превращаясь в ажурную кисею или нежную пыльцу, рассеивается над городом, но не достигает поверхности. Таким образом осуществляется непонятный круговорот. Кисея вуалила аккурат над пространством, скрываемым стеной и почему-то не выходила за ее периметр, поэтому Андрей не имел возможности поблизости рассмотреть, что это такое.

Итак, первая ассоциация, которая возникла у Андрея, когда он подошел к гигантской двери – это знаменитый индийский храм Кхаджурахо, который он никогда не созерцал воочию, однако не раз видел на фотографиях и открытках как у Маркелова, так и у Балашова. Вся циклопическая поверхность двери была испещрена барельефами, изображающими бесчисленные сценки совокуплений. Если в случае Кхаджурахо это были сценки из сексуальной жизни всяких там раджей и их гаремов, то тут фантазия неведомого зодчего разыгралась на всю катушку без руля и ветрил. На этой астральной стене совокуплялось все, что только может и не может: люди, животные, насекомые, деревья, растения, амебы и так же бесчисленные неодушевленные предметы: горы, облака, автомобили, дома и всевозможные предметы домашнего обихода. При этом все живое и неживое обретало антропоморфные черты, а все выступы и углубления имели исключительно фалло-вагинальную смысловую нагрузку. Фантазия неведомого зодчего была настолько неисчерпаемой, что любое более подробное описание было бы жалким и беспомощным, и если все это и можно было с чем-то уподобить, то только с каким-то порнографическим фантастическим комиксом, тему которого развил и до бесконечности размножил компьютер. Упоминание о компьютере, кстати, было не случайным, поскольку когда Андрей приблизился к стене, то понял, что нечто, вначале им принятое за шевеление гигантских червей, ничто иное, как движения всех этих барельефов. Все они вполне динамично занимались сексом на этой затейливой двери, постоянно меняя партнеров и партнерш. При этом обычная женщина могла оказаться под истекающем похотью Ролс Ройсом в спущенных семейных трусах, а сюрреалистический, в духе Сальвадора Дали слон на тоненьких, немыслимо длинных ножках совокуплялся с облаком, напоминающем некий синтез громадных молочных желез и вагины. Перечислять подобные извращения можно до бесконечности, и надо ли говорить, что тот самый засов, который привлек внимание Андрея был гигантским эрегированным членом, а щеколда – соответствующих размеров влагалище, но в отличие от реального засова и щеколды, здешние совершали вполне заметные фрикции, при этом заводясь все больше и больше, но тем не менее, до конца не расцепляясь. В довершение этой пикантной картины можно добавить, что дверь просто изливалась семенем и женским соком, пополам с менструальной кровью и от нее, как и от всего остального в этом странном месте в темное небо поднимались клубы опалесцирующих эманаций, восходящих к похотливой луне.